Время "Тихого Дона"
В Вешенской, в первые годы жизни в станице, у Шолохова окончательно оформился исполинский замысел эпопеи "Тихого Дона", и вся жизнь его отныне принадлежала этому замыслу. Большую работу о Доне Михаил Александрович начал еще осенью 1925 года, первоначально назвав свое произведение "Донщина".
Как свидетельствует сам писатель: "Начал я писать роман в 1925 году. Причем первоначально я не мыслил так широко его развернуть. Привлекала задача показать казачество в революции. Начал я с участия казачества в походе Корнилова на Петроград... Донские казаки были в этом походе в составе третьего конного корпуса... Начал с этого... Написал листов 5 - 6 печатных. Когда написал, почувствовал: что-то не то... Для читателя остается непонятным - почему казачество приняло участие в подавлении революции? Не выглядит ли она для читателей некоей terra incognita? Поэтому я бросил начатую работу. Стал думать о более широком романе".
Насколько важен был для работы писателя выбор станицы Вешенской, можно судить по тем событиям, которые нашли отражение в "Тихом Доне". Вспомним начало третьей книги: "В апреле 1918 года на Дону завершился великий раздел: казаки-фронтовики северных округов - Хоперского, Усть-Медведицкого и частично Верхнедонского пошли с отступавшими частями красноармейцев; казаки низовских округов гнали их и теснили к границам области.
Хоперцы шли с красными почти поголовно, усть-медведицкие - наполовину, верхнедонцы - лишь в незначительном числе".
Именно в Вешенской, центре бывшего восстания, поселился писатель, чтобы весь материал был под рукой, чтобы правдиво и беспощадно изобразить трагические события 1919 года, не описанные до этого еще нигде, даже в исторической литературе.
Серафимович одним из первых оценил решение Шолохова жить со своими земляками:
- Шолохов правильно живет. Он, несмотря на свою славу, не уходит и не может уйти от тех людей, которых полюбил с детства и о которых написал такие великолепные страницы. А надо сказать, это интересные, достойные писательского внимания люди, с большими человеческими страстями. Революция начисто разломала их привычный уклад, рассекла их пути-дороги, и они пошли по разным тропам... Одни оказались у Буденного, у Щаденко, у Миронова, стали под знамя революции, другие, цепляясь за прошлое, сражались в белогвардейском стане и бесславно завершили свою жизнь. Мог ли истинный художник пройти мимо такой глубокой трагедии?
Шолохов много и напряженно работает. Продолжая сбор материала, он ездит в Москву, Ростов, Новочеркасск, разыскивает нужные книги, газеты, журналы, карты военных операций. Изучает историю казачества, донской фольклор.
- Во-первых, - рассказывал писатель Вере Кетлинской, - собирание воспоминаний, рассказов, фактов, деталей от живых- участников империалистической и гражданской войн, беседы, расспросы, проверка своих замыслов и представлений; во-вторых, кропотливое изучение специальной военной литературы, разборки военных операций, многочисленных мемуаров, ознакомление с зарубежными, даже белогвардейскими источниками.
События, связанные с показом театра военных действий империалистической войны, потребовали от писателя глубоких военных знаний. Он штудирует специальную литературу: материалы о гибели армии генерала Самсонова в Восточной Пруссии (1914), о Брусиловском прорыве в Галиции (1916), классический труд Зайончковского "Мировая война 1914 - 1918 гг." (1925). Прочитывает книги о революции и гражданской войне - Н. Какурина "Как сражалась революция" (1926), "Гражданская война в России. 1918 - 1919 гг. Стратегический очерк" (1919), а также книги, в которых ошибочно трактовалось участие в революции и войне казачества, - А. Френкеля "Орлы революции" (1920), Н. Янчевского "Гражданская борьба на Северном Кавказе" (1927), И. Калинина "Под знаменем Врангеля" (1925) и "Русская Вандея" (1926)24 и многие другие.
В "Донских казачьих песнях" А. Пивоварова, изданных в Новочеркасске в 1885 году, внимание Шолохова привлекла старинная народная песня "Дон после войны". Он целиком переписал ее для себя.
Чем-то наша славная землюшка распахана?
Не сохами-то славная землюшка распахана, не плугами,
Распахана наша землюшка лошадиными копытами,
А засеяна славная землюшка казачьими головами.
Чем-то наш батюшка, славный тихий Дон, украшен?
Украшен-то наш батюшка тихий Дон молодыми вдовами.
Чем-то наш батюшка, славный тихий Дон, цветен?
Цветен наш батюшка тихий Дон сиротами.
Чем-то во славном тихом Дону волна наполнена?
В этой песне Шолохов увидел глубокий смысл, она удивительно созвучна была замыслу романа. Трагедия народной жизни, широкое эпическое обобщение - сама родина оплакивает казачью долю. Омытая кровью родная земля, сколько бурь пронеслось над тобой! Сколько лучших сынов твоих сложили буйные головы на курганах! Сколько слез выплакали матери и вдовы...
В сюжет "Тихого Дона" органически вошли около 50 народных казачьих песен. Они сопутствуют героям романа на войне, на работе, на свадьбе, в минуты радости и горя. Художественный мир Шолохова невозможно представить без народной пески, глубокую любовь к ней он пронес через всю жизнь.
В станицу Вешенскую как-то приехал государственный ансамбль песни и пляски донских казаков. Артистам хотелось "опробовать" народные казачьи песни перед станичниками, посоветоваться с Шолоховым.
Выступление проходило в переполненном станичном Доме культуры. Пришел и Михаил Александрович. Он, как и все, внимательно и строго слушал каждую песню. А в антракте зашел в маленькую комнату за кулисами к руководителям ансамбля. Зашел разговор о казачьей песне. Михаил Александрович с живостью стал вспоминать, где и когда он слышал ту или иную песню, читал наизусть тексты, напевал отдельные места. После руководитель ансамбля Квасов говорил:
- Я диву давался, сколько он песен знает! И как знает!
Перед отъездом ансамбля из Вешенской руководителям ансамбля Квасову и Ломановой передали записку от Шолохова:
"Дорогие Анатолий Николаевич и Надежда Николаевна!
Возьмите упор на лирические, "сердешные" песни верховых казаков. Разучите их, сделайте, и эти самобытные песни будут у вас коронными! Найдите местных исполнителей (на Чиру - "Разродимую"), и, ей-богу, успех будет у вас в руках.
1. "На речке было, братцы, на Камышинке".
2. "Разродимая моя сторонка..."
3. "Эх ты, зоренька-зарница".
Их (пока еще) поют в Вешенском районе старики. Запись их я не встречал и у Листопадова (кроме "На речке было... на Камышинке"). И еще есть старинная песня среднего Дона: "Ой, вы, морозы, вы, морозы, крещенские, лютые..." Игровая, под пляс.
М. Шолохов".
О том, как начинался "Тихий Дон", Мария Петровна и Михаил Александрович Шолоховы рассказали писателю Константину Прийме.
"Где же, когда и как начата была работа над "Тихим Доном"? С этим вопросом обратился я однажды к Михаилу Александровичу Шолохову в присутствии его супруги Марии Петровны. Перед ним на столе лежала фотокопия письма писателя к Ермакову, принесенная мной. Было это 29 ноября 1974 года в станице Вешенской. Шолохов обратился к Марии Петровне:
- Может, ты припомнишь, с чего и как начался "Тихий Дон"?
И Мария Петровна весьма оживленно начала рассказывать:
"Знаешь, дорогая, рассказы - это лишь разбег, проба сил... А хочется мне написать большую вещь - роман. Хочу показать казачество в революции. План уже продуман. Надо приступать к работе. Так что поедем домой, Маша... Там легче будет дышать и писать". И мы вернулись в Каргинскую. Михаил побывал два - три раза в Базках у Ермакова, а затем мы переехали в станицу Букановскую... Сняли квартиру в доме кузнеца Долгова. За стеной ковали куют, а Миша сидит за столом, первые страницы "Тихого Дона" пишет... Осенью 1926 года мы переехали в Вешки, и там первые книги романа были завершены.
- Когда же? - спросил я у Шолохова.
- Первая книга была готова к сентябрю 1927 года, - ответил Михаил Александрович. - А вторая - к марту 1928 года.
- Были трудности?
- Их не перечесть! - ответил Шолохов. - Случалось, что денег не было и на табак. Бумаги недоставало. Писал с обеих сторон листа.
- Да так сразу и начал, как есть в книге. - Он деловито и четко произнес первые строки романа: - "Мелеховский двор - на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб - и вот берег..." - Шолохов пыхнул дымком крепчайшей своей сигареты и добавил: - С Фадеевым однажды в начале двадцать шестого года беседовали, как начинать роман. Он был сторонником классического начала, вроде: "... Утром 17 августа 1877 года трехмачтовый парусник отбыл в море..." А я ему ответил: "Очень старо! Если писать роман, то начинать его надо по-своему, по-новому". Вот я и начал с мелеховского двора..."25.
Шолохов отправил первую книгу "Тихого Дона" в журнал "Октябрь". Серафимовича, ответственного редактора журнала, в то время не было в редакции, он приболел.
Редколлегия "Октября" приняла книгу с явной предвзятостью: обвинили автора в идеализации казачьего быта, растянутости, пугал объем - только в первой книге 20 печатных листов, а по " замыслу автора должно быть четыре книги. Поэтому, перестраховавшись, отправили рукопись Серафимовичу: он-де и редактор ответственный, и писатель, который хорошо знает донское казачество.
Несмотря на болезнь, Серафимович, не отрываясь, прочитал рукопись. Она была отпечатана на допотопной машинке с выпадающими буквами, без интервалов, на серой бумаге. Серафимович тут же позвонил в журнал: печатать без всяких сокращений!
Однако прошло еще немало времени, прежде чем роман был принят к печати. Только настойчивость и авторитет Серафимовича помогли устранить все преграды. Рукопись целиком заслали в набор.
Подписчики, открыв январскую книжку "Октября" за 1928 год, прочитали: "Михаил Шолохов. "Тихий Дон". Часть первая".
После выхода в свет первого тома "Тихого Дона" (январь - апрель) редакцию "Октября" буквально завалили читательские письма. По свидетельству Федора Панферова, роман получил десятки тысяч одобрительных голосов. Зарубежная критика поставила молодого Шолохова в один ряд с Толстым, Достоевским, Гоголем, Тургеневым. Высоко оценили роман М. Горький и А. Луначарский.
И опять со страниц "Правды" (19 апреля 1928 г.) на всю страну звучит проникновенное слово Серафимовича - теперь уже о "Тихом Доне":
"Ехал я по степи. Давно это было, давно, уж засинело убегающим прошлым.
На кургане чернел орелик, чернел молодой орелик. Был он небольшой; взглядывая, поворачивал голову и желтеющий клюв.
Пыльная дорога извилисто добежала к самому кургану и поползла, огибая.
Тогда вдруг расширились крылья, - ахнул я... расширились громадные крылья. Орелик мягко отделился и, едва шевеля, поплыл над степью.
Вспомнил я синеюще-далекое, когда прочитал "Тихий Дон" Михаила Шолохова. Молодой орелик желтоклювый, а крылья размахнул.
".
Недавно неподалеку от Вешенской, на высоком степном кургане, со всех сторон овеваемом ветрами, на правом берегу Дона, в металле и камне навеки запечатлен этот орлиный образ молодого Шолохова. На высоком каменном постаменте - молодой орелик, собирающийся взлететь. Широкий размах крыльев, гордая царственная голова, грудь, полная молодых трепетных сил. Под крыльями - древняя казачья земля, многострадальная шолоховская степь, на которой сходились конные лавы, умирали герои "Тихого Дона" и по которой глубоко прошла борозда "Поднятой целины".
На сером камне - пророческие слова Серафимовича о молодом орелике. В ту пору, когда он писал их, Михаилу Шолохову было 22 года.
Впереди была целая жизнь.
Примечания
24
25 (Прийма К. И. С веком наравне, с. 168 - 169.)