М. А. Шолохов в документах комитета по сталинским премиям 1940—1941 гг.

М. А. ШОЛОХОВ В ДОКУМЕНТАХ КОМИТЕТА
ПО СТАЛИНСКИМ ПРЕМИЯМ 1940—1941 гг.

20 декабря 1939 года в Кремле было принято решение, в котором сообщалось: «В ознаменование шестидесятилетия товарища Иосифа Виссарионовича Сталина Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановляет: учредить 16 премий имени Сталина (в размере 100 тысяч рублей каждая), присуждаемых ежегодно деятелям науки и искусства за выдающиеся работы»¹. Далее следовало перечисление областей науки и искусства, среди которых были названы гуманитарные: философские, экономические, историко-филологические и юридические науки, помимо этого — музыка, живопись, скульптура, архитектура, театральное искусство, кинематография. Документ подписали Председатель СНК Союза ССР В. Молотов² и Управляющий делами СНК Союза ССР М. Хломов³.

Художественная литература и литературная критика в списке не числились. О них было принято отдельное решение. 1 декабря 1940 года Совет Народных Комиссаров Союза ССР принял Постановление «Об учреждении премий имени Сталина по литературе».

В постановлении говорилось:

«Учредить 4 премии имени Сталина, по 100 тысяч рублей каждая, присуждаемые ежегодно за выдающиеся произведения в области литературы, из них:

одну — по поэзии,

одну — по прозе,

одну — по драматургии,

одну — по литературной критике.

Председатель Совета Народных Комиссаров СССР В. Молотов

Управляющий Делами Совета Народных Комиссаров СССР М. Хломов»⁴.

23 марта 1940 года Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило проект Постановления СНК СССР «О порядке присуждения премий имени Сталина за выдающиеся работы в области науки, военных знаний, изобретательства, литературы и искусства»⁵. Согласно этому постановлению премии имени Сталина должны присуждаться Советом Народных Комиссаров СССР по представлениям Комитета по Сталинским премиям в области науки, военных знаний и изобретательства и Комитета по Сталинским премиям в области литературы и искусства⁶.

литературы и искусства. В состав последнего Комитета в 1940 г. вошли следующие деятели искусства:

Председатель Комитета — Народный артист СССР

Немирович-Данченко Вл. И.⁷

Заместители Председателя:

1. Глиэр Р. М.⁸

2. Шолохов М. А.⁹

3. Довженко А. П.¹⁰

и члены Комитета: Асеев Н. Н.¹¹, Александров Г. Ф.¹², Александров А. В.¹³, Байсеитова Куляш¹⁴, Большаков И. Г.¹⁵, Веснин В. А.¹⁶, Грабарь И. Э.¹⁷, Гольденвейзер А. Б.¹⁸, Герасимов А. М.¹⁹, Гурвич А. С.²⁰, Гаджибеков У.²¹, Гулакян А. К.²², Дунаевский И. О.²³²⁴, Кузнецов Е. М.²⁵, Корнейчук А. Е.²⁶, Луппол И. К.²⁷, Мухина В. И.²⁸, Меркуров С. Д.²⁹, Малдыбаев Абдылас³⁰, Мордвинов А. Г.³¹, Москвин И. М.³², Михоэлс С. М.³³, Мясковский Н. Я.³⁴, Насырова Халима³⁵, Самосуд С. А.³⁶, Симонов Р. Н.³⁷, Судаков И. Я.³⁸, Толстой А. Н.³⁹, Фадеев А. А.⁴⁰, Храпченко М. Б.⁴¹, Хорава А. А.⁴², Чиаурели М. Э.⁴³⁴⁴, Шапорин Ю. А.⁴⁵, Эрмлер Ф. М.⁴⁶.

Согласно постановлению СНК СССР, работы, выдвинутые на соискание премии имени Сталина, должны представляться Комитетом по Сталинским премиям до 15 октября, а последним с предложениями о присуждении премий в СНК Союза ССР не позднее 1 декабря каждого года. Отмечалось, что на соискание Сталинских премий должны представляться лишь новые работы, законченные в год присуждения премий. Следует отметить, что 8-я (последняя) часть романа М. Шолохова «Тихий Дон» была сдана автором в печать в январе 1940 года. 30 июня 1940 г. 4-я книга романа вышла в свет⁴⁷. Книга М. А. Шолохова таким образом соответствовала установленным срокам.

Председатель Комитета по Сталинским премиям в области литературы и искусства Вл. И. Немирович-Данченко разослал письма в творческие организации с предложением выдвигать кандидатов на новую, общегосударственную премию. Одно из таких писем было направлено в Союз писателей СССР. Замещающий А. А. Фадеева секретарь Президиума СП СССР П. А. Павленко в ответном послании просил отсрочки представления кандидатур и аргументировал ее следующим образом: «Нам кажется, однако, что представления будут предварительны, ибо очень трудно решить вопрос о кандидатурах в середине года. Можно допустить, что последующие месяцы вдруг обрадуют нас новыми произведениями высокого достоинства. Не в интересах Комитета по Сталинским премиям было бы отказываться от них.

Во всяком случае, в своем решении о кандидатах мы постараемся учесть и те произведения, которые только подготовляются к печатанию и по своим достоинствам заслуживают представления их в возглавляемый Вами Комитет»⁴⁸.

26 августа 1940 года состоялось очередное заседание Президиума Правления Союза советских писателей. С докладом о Сталинских премиях выступил П. А. Павленко. Участники заседания постановили: «Имея в виду большое политическое значение, какое будет иметь присуждение премий имени товарища Сталина за лучшие произведения 1940 года, представить Комитету по Сталинским премиям при СНК СССР одну лишь кандидатуру — кандидатуру тов. Шолохова и роман его “Тихий Дон”, окончание которого приходится на 1940 г. Ограничиваясь одной кандидатурой из ряда других, имеющих выдающиеся успехи за текущий год в прозе, поэзии, драматургии и критике, — Президиум ССП СССР подчеркивает этим значение, придаваемое им присуждению премии им. товарища Сталина»⁴⁹.

Текст этого постановления был послан Вл. И. Немировичу-Данченко.

Однако Президиум Правления Союза советских писателей 8 октября 1940 года провел еще одно заседание. На этот раз с докладом о Сталинских премиях выступил А. А. Фадеев. В постановлении заседания говорилось: «Выдвинуть для обсуждения на Сталинскую премию следующие произведения: “Тихий Дон” — Шолохова; “Севастопольская страда” — Сергеева-Ценского; “Маяковский начинается” — Асеева; “Книга лирических стихов” — Щипачева; “Пламя на болотах” — В. Василевской»⁵⁰.

В делах Союза писателей СССР сохранилась копия рецензии А. Н. Толстого на роман М. А. Шолохова «Тихий Дон». Рецензия, вероятно, была отправлена в Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства вместе с представлением на М. А. Шолохова, С. Н. Сергеева-Ценского, Н. Н. Асеева, С. П. Щипачева и В. Л. Василевскую. Отметив глубокую народность произведения молодого автора, А. Н. Толстой писал: «Шолохов знает, о чем пишет, и умеет показывать события во всей их объемной ощутимости. Великолепное знание диалекта Кубанского (sic!) казачества помогает ему избегать тех общих большинству советских романов недостатков, которые происходят от слабого знакомства со всей емкостью, сложностью и своеобразием построения народной речи»⁵¹. «Тихий Дон» он сравнивает с великим творением Л. Н. Толстого. «Роман Шолохова — это “Война и мир” в областном масштабе, — писал А. Н. Толстой. — Это не умаляет его значения. Кстати сказать, кое-где чувствуется и прямая преемственность»⁵².

По словам рецензента, Л. Н. Толстой завершил галерею великих русских писателей XIX века, а Шолохов «начинает новую народную прозу, скрепляя ее со старшими богатырями»⁵³.

13 августа 1940 года Президиум Академии наук СССР принял постановление «О порядке рассмотрения заявлений на соискание премии имени Сталина»⁵⁴, в котором давались рекомендации Секретариату Президиума АН СССР и директорам институтов АН СССР о правилах рассмотрения дел кандидатов на Сталинскую премию. Институты Академии наук СССР, выдвигающие своих кандидатов на соискание Сталинских премий, должны, согласно постановлению, направлять свои представления через Отделения Академии наук в соответствующий Комитет по Сталинским премиям, ставя в известность Президиум АН СССР.

3 сентября 1940 года состоялось заседание Ученого совета Института мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР. Присутствовали: члены Ученого совета: академик М. М. Покровский⁵⁵, проф. Л. И. Пономарев⁵⁶, проф. Н. К. Гудзий⁵⁷, проф. Д. Д. Благой⁵⁸, ст. научный сотрудник Б. П. Козьмин⁵⁹⁶⁰, С. Л. Симовский⁶¹, М. П. Венгров⁶². Были приглашены: член-корр. АН СССР С. И. Соболевский⁶³, проф. Е. Гальперина⁶⁴, проф. З. Г. Гринберг⁶⁵, ст. научный сотрудник Б. В. Горнунг⁶⁶, Ф. А. Петровский⁶⁷, Н. П. Белкина⁶⁸, Е. М. Евнина⁶⁹, асп. Гильдина⁷⁰. Первым пунктом повестки дня рассматривался вопрос «О кандидатах института на премии им. И. В. Сталина». Председателем на заседании Ученого совета был Л. И. Пономарев. «Группа работников института и директор института ак. Луппол, — сказал он, — обсуждая работу института 1940 г., пришли к заключению, что из работ института можно было бы с достаточной смелостью представить как достойный премии имени Сталина труд академика М. М. Покровского — учебник “Курс истории римской литературы” <...> Во-вторых, Институту литературы им. Горького надлежало бы представить в соответствующий Комитет по обсуждению Сталинских премий и некоторые из произведений художественной литературы последнего времени, которые, по мнению членов Ученого совета института, заслуживали бы такого представления. Группа работников и директор Института ак. Луппол полагали бы, что крупнейшим произведением художественной литературы, законченным в настоящем году, является “Тихий Дон” Шолохова, 4-я часть которого опубликована сейчас. Есть специальное представление, составленное по поручению дирекции института старшим научным сотрудником К. Л. Зелинским⁷¹»⁷². Ученый секретарь М. П. Венгров огласил представление К. Л. Зелинского. Взявший после него слово академик М. М. Покровский сказал: «Соседство с таким знаменитым реалистом — молодым и полным силы Шолоховым, мне очень лестно, но мне до известной степени невыгодно»⁷³. За ним выступил С. Л. Симовский. Он сказал: «Мы, выдвигая на премии имени Сталина работу ак. М. М. Покровского в части историко-литературных работ и работу Шолохова — его роман “Тихий Дон” 4-ю часть, выдвигаем очень интересные, большие и действительно капитальные работы, которые Сталинской премии, с моей точки зрения, вполне заслуживают, тем более что я полагаю, что и литературная и филологическая общественность встретят эти наши утверждения с большим удовлетворением, ибо эти две работы действительно Сталинской премии заслуживают»⁷⁴.

Н. К. Гудзий о романе М. А. Шолохова сказал: «Как читатель, я знаком с “Тихим Доном” Шолохова и считаю, что это явление огромного масштаба, это произведение, которым русская литература вправе гордиться и которое заслуживает того, чтобы его поставить рядом с выдающимися произведениями европейской литературы. Из беллетристических произведений художественной литературы нет такого произведения, которое в этом отношении могло бы конкурировать с “Тихим Доном” Шолохова, и наш выбор “Тихого Дона” с этой точки зрения представляется вполне удачным»⁷⁵.

В конце заседания Л. И. Пономарев обратился к присутствующим со словами:

«Позвольте записать в качестве постановления:

1. Представить труд ак. Мих. Мих. Покровского учебник “Курс истории римской литературы” на соискание премии имени товарища Сталина по разряду историко-филологических наук.

2. Представить роман ак. Шолохова “Тихий Дон” на соискание премии имени товарища Сталина по разряду художественной литературы»⁷⁶.

16 сентября 1940 года и. о. директора Института мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР Л. И. Пономарев направил в Отделение литературы и языка АН СССР представление на М. А. Шолохова. Этот документ никогда не публиковался. Принимая во внимание, что он представляет историко-литературное значение, мы приводим его полностью:

«Институт мировой литературы им. А. М. Горького — в соответствии с Постановлением СНК СССР от 21 дек<абря> 1939 года⁷⁷ об учреждении ежегодных премий имени И. В. Сталина за лучшие произведения в области науки, техники и литературы, — согласно решению Ученого совета Института от 3/IX 1940 г. выдвигает кандидатом на соискание премии им. И. В. Сталина по художественной литературе академика — писателя М. А. Шолохова за его роман “Тихий Дон”.

Последняя (4-я) книга этого романа окончена и опубликована автором в настоящем, 1940 году. Эта книга “Тихого Дона” сама по себе является выдающимся художественным произведением. Вместе с тем эта книга завершает четырнадцатилетний труд М. Шолохова по созданию великой эпопеи нашего времени, каким является “Тихий Дон”.

В своем произведении академик — писатель М. Шолохов мастерски нарисовал широкую картину жизни казачества времен империалистической войны и первых лет Великой Социалистической революции. Прекрасный мастер художественного слова — он сумел дать художественное выражение этой эпохи и в ее частных проявлениях, и в событиях всемирно-исторического значения. М. Шолохов показал и жизнь отдельной казацкой семьи, и участие казачества в империалистической войне, классовое расслоение в казацкой среде и рост революционных настроений среди трудовой, бедняцкой части казачества, остро борющейся с сопротивлением революции со стороны казаков-кулаков, защитников старого уклада. “Тихий Дон” — в этом смысле — историческое произведение. В нем М. Шолохов впервые и во всех подробностях излагает историю гражданской войны на Дону, историю Подтелковского революционного движения, верхне-донского восстания и других исторических событий от начала Октябрьской революции до разгрома белогвардейских армий и распада их на отдельные банды. Пред глазами читателя в эпопее М. Шолохова проходит обширная галерея исторических участников этих событий от Подтелкова и Кривошлыкова до деятелей белого Дона, царских генералов и продувных политиков, которые в борьбе против Советской власти всячески пытались эксплуатировать сословные традиции казачества и его прежнее привилегированное положение в России.

С замечательной художественной силой и глубиной подлинного реалиста Шолохов показал на истории одной семьи Мелеховых, как старые сословно-казацкие предрассудки приходят в противоречие с коренными интересами всего народа, героически борющегося за социализм под водительством партии Ленина — Сталина. М. Шолохов показал, как рушатся старые предрассудки и традиции, отбрасывая людей, цепляющихся за них, и как на первый план выходят новые люди, типа Михаила Кошевого, большевика из казаков же, из казацкой трудовой бедноты. На истории центрального героя романа Григория Мелехова М. Шолохов показал, что даже человек народа, наделенный к тому же хорошими человеческими качествами, становится отщепенцем, если он, хотя бы в силу случайных обстоятельств, делается защитником собственнического строя, старого сословного уклада.

С покоряющим художественным мастерством создал М. Шолохов в своем романе типические образы казаков и казачек: Г. Мелехова, М. Кошевого, Пантелея Прокофьича, Ильинишны, Аксиньи, Степана Астахова, Натальи, Дуняши и др. Все эти и другие образы эпопеи отныне прочно войдут в русскую литературу. Несмотря на драматизм самого сюжета “Тихого Дона” и многие трагические сцены, — роман дышит великим оптимизмом и верой в жизнь. Со страниц этого романа веет силой, размахом и талантом русского народа, с его щедрым творчеством, с его силой, с его песнями, пословицами, с его крепкими жизненными повадками.

“Тихий Дон” представляет выдающееся явление и по своему языку, богатому местными речениями, и вместе с тем, полному красок и выразительности русского литературного языка. “Тихий Дон” превосходно рисует русскую природу, донские степи и долы, родную русскую землю. Творение М. Шолохова будит любовь к родине, любовь к великому русскому народу и веру в него. “Тихий Дон” может быть поставлен по своим художественным достоинствам в ряд с произведениями классиков русской литературы — Л. Н. Толстого, А. М. Горького, как продолжение их традиций. Как и поэзия В. Маяковского, творение М. Шолохова является гордостью литературы социалистического реализма, украшением советской литературы.

Исходя из этих соображений, Институт мировой литературы им. А. М. Горького выдвигает академика — писателя М. Шолохова в качестве достойнейшего кандидата на получение Сталинской премии по художественной литературе (прозе) за 1940 год.

Профессор Л. И. Пономарев, и. о. директора института»⁷⁸.

9 октября 1940 года Отделение литературы и языка АН СССР направило представление на М. А. Шолохова в Комитет по присуждению премий им. И. В. Сталина в области литературы и искусства.

В сопроводительном письме говорилось:

«Отделение литературы и языка Академии наук СССР препровождает решение Института мировой литературы им. А. М. Горького о выдвижении кандидатом на соискание премии им. И. В. Сталина по художественной литературе академика — писателя М. А. Шолохова за его роман “Тихий Дон”.

Первые три тома романа М. А. Шолохова “Тихий Дон” опубликованы несколько лет тому назад, IV том отдельными главами печатался в 1939 г., а в 1940 г. вышел полностью. Таким образом, окончание всего романа приурочивается к текущему году и, как законченная в 1940 г. работа представлена к премии.

Что касается оценки данного художественного произведения, то Отделение считает его одним из лучших произведений советской эпохи, достойным высокой премии имени И. В. Сталина.

Зам. акад. -секретаря Отделения литературы и языка АН СССР П. И. Лебедев-Полянский⁷⁹

Ученый секретарь Отделения Н. А. Энгель⁸⁰»⁸¹.

Копия письма была направлена в Президиум АН СССР.

по прозе — 4-й книги романа М. А. Шолохова «Тихий Дон». На последующих заседаниях Комитета кандидатура М. А. Шолохова и роман «Тихий Дон» стали предметом самого серьезного обсуждения — Сталинская премия была первой.

Материалы о М. А. Шолохове в делах Комитета по Сталинским премиям в области литературы и искусства (1940—1941) публикуются впервые по машинописным текстам, хранящимся в РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 1, 2, 3, 5.

Протокол № I
Общего собрания Комитета по Сталинским премиям
в области литературы и искусства.
16 сентября 1940 года.
МХАТ СССР им. Горького.

Присутствовали: Председатель Комитета Вл. И. Немирович-Данченко, зам. председателя Р. М. Глиэр и 24 члена Комитета, расписавшиеся на прилагаемом листе. (Из отсутствовавших 14-ти членов Комитета дали знать о невозможности быть на заседании: по болезни — К. Байсеитова, А. М. Герасимов, А. П. Довженко, С. Д. Меркуров, И. М. Москвин; по занятости — У. Гаджибеков, А. Е. Корнейчук, А. А. Хорава, М. А. Шолохов; без предупреждения отсутствуют: Г. Ф. Александров, Янка Купала, И. К. Луппол, А. Г. Мордвинов, Х. Насырова.)

Заседание стенографируется.

Слушали: 1. Предложение председателя Комитета Вл. И. Немировича-Данченко послать приветствие и благодарность за доверие, оказанное членам Комитета, главе правительства тов. В. М. Молотову.

Постановили: принять (л. 1) <...>

Слушали: 3. Предложение Вл. И. Немировича-Данченко о создании четырех секций:

1) литературы (проза, поэзия, драматургия, худож. критика)

2) театра и кино

3) музыки

Секция литературы: тт. Александров Г. Ф., Асеев, Гулакян, Гурвич, Корнейчук, Луппол, Толстой, Фадеев, Шолохов, Янка Купала.

Секция театра и кино: тт. Александров Г. Ф., Байсеитова, Большаков, Глиэр, Гулакян, Гурвич, Довженко, Кузнецов, Михоэлс, Малдыбаев, Москвин, Насырова, Самосуд, Симонов, Судаков, Хорава, Храпченко, Черкасов, Чиаурели, Эрмлер.

Секция музыки: тт. Александров А. В., Александров Г. Ф., Байсеитова, Гаджибеков, Глиэр, Гольденвейзер, Дунаевский, Мясковский, Насырова, Самосуд, Храпченко, Шапорин.

Секция живописи, скульптуры и архитектуры: Александров Г. Ф., Веснин, Герасимов, Грабарь, Меркуров, Мордвинов, Мухина, Храпченко.

Постановили: принять.

Слушали: 4. Предложение Вл. И. Немировича-Данченко передать секциям всю ближайшую подготовительную работу к следующему пленуму Комитета, намечаемому начиная с 15 октября.

Постановили: принять.

Слушали: 5.

Предложение Вл. И. Немировича-Данченко о том, чтобы каждая секция избрала из своей среды председателя, ответственного за созыв секции. Работу секретарей секций возложить на референтов Комитета.

Постановили: принять.

/Вл. И. Немирович-Данченко/

Секретарь

/О. С. Бокшанская/⁸² (л. 1 об.)

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 3, лл. 1, 1 об.

Стенограмма первого заседания
Комитета по Сталинским премиям
в области литературы и искусства.
16 сентября 1940 г.
13.30 час.
МХАТ СССР им. Горького, нижнее фойе.

В. Я. Виленкин⁸³:

Предложение о составе секций исходит из специальностей членов Комитета. Поэтому некоторым товарищам предлагается работать в нескольких секциях.

Александрову Г. Ф. предлагается работать во всех четырех секциях, Храпченко — в трех секциях: театр и кино, музыка, архитектура и изо; Байсеитовой, Насыровой, Глиэру, Самосуду — в секции театра и кино и музыки; Гурвичу — в секции литературы и театра и кино.

Теперь по секциям. В секцию литературы входит поэзия, проза, драматургия, критика. Члены секции следующие: Александров Г. Ф., Асеев, Гулакян, Гурвич, Корнейчук, Луппол, Толстой, Фадеев, Шолохов, Янка Купала (л. 23).

В. Я. Виленкин:

/По заданию Владимира Ивановича <Немировича-Данченко> читает текст постановления Президиума Союза советских писателей о выдвижении кандидатуры по прозе — романа «Тихий Дон» (IV книга) М. А. Шолохова; рекомендацию Дирекции гос. музыкальных коллективов о кандидатуре симфонии Ю. А. Шапорина «На поле Куликовом»⁸⁴ «Емельян Пугачев»/⁸⁵ (л. 27).

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 1. лл. 23, 27.

Стенограмма второго пленарного заседания
Комитета по Сталинским премиям
в области литературы и искусства.
11 ноября 1940 г.

А. Н. Толстой:

В секции <литературы> рассматривались произведения, выдвинутые тайным голосованием Союза советских писателей в Москве и в Республиканских Союзах. В результате получился следующий список, в который не вошли те произведения, которые были выдвинуты самими членами секции, которые нами отклонены.

Надо упомянуть следующие произведения. По поэзии — поэма о Сталине Леонидзе⁸⁶, поэма «Маяковский начинается» Асеева⁸⁷; книга стихов Степана Щипачева⁸⁸; «Сбор винограда» Рыльского⁸⁹, книга стихов Малышко⁹⁰.

Романы: «Севастопольская страда» Сергеева-Ценского⁹¹, «Пламя на болотах» Ванды Василевской⁹², четвертая книга «Тихого Дона» Шолохова⁹³, «Украина» Ивана Ле⁹⁴, Мир Джалала Пашаева «Манифест молодого человека»⁹⁵.

«Джамбул Джабаев»⁹⁶.

По драматургии: две пьесы — «Ханлар» Самеда Вургуна⁹⁷, Корнейчука «В степях Украины»⁹⁸. Последняя пьеса не представлена и не рассмотрена секцией.

Рассмотрев этот материал и тот, который был рекомендован членами секции, мы рекомендуем следующие вещи: Леонидзе «Детство вождя», Асеева «Маяковский начинается», книга стихов Щипачева, «Сбор винограда» Рыльского, «Севастопольская страда» Сергеева-Ценского, «Пламя на болотах» Ванды Василевской, «Тихий Дон» Шолохова (л. 52). <...>

А. Н. Толстой:

Отзыв о «Тихом Доне» еще не готов. Мы выдвигаем три романа: Сергеева-Ценского «Севастопольская страда», Шолохова «Тихий Дон» и «Пламя на болотах» Ванды Василевской. Мы в секции могли договориться, кому отдать предпочтение, т. е. сказать, что мы рекомендуем такой-то роман. Но мы на это не пошли. Мы считали, что это было бы неэтично по отношению к Комитету. Мы предоставляем вам выбор. Если Комитет выберет один роман и стихи, то секция это примет. Наша задача была — предложить вам лучшее и действительно хорошее, что дала страна (л. 55).

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 1, лл. 52, 55.

Стенограмма четвертого пленарного заседания
Комитета по Сталинским премиям
в области литературы и искусства.
18 ноября 1940 г.

Вл. И. Немирович-Данченко:

Сейчас нам надо работать по литературной секции. У нас остались недоложенными «Тихий Дон», Ванда Василевская. По поэзии — Леонидзе. Сейчас надо высказаться по всем кандидатурам. Мы по живописи и скульптуре высказались, и у нас довольно ясное представление о том, куда клонится то или иное мнение. А по литературе мы не высказались, мы только выслушали предложение, доклад или рецензии секции. И то не обо всех. (л. 104). <...>

А. Н. Толстой:

Я думаю, что большинство читали «Тихий Дон»? Я прочту вам более или менее суммированное наше впечатление (читает):

«Как бы ни хорошо было сделано произведение искусства, мы оцениваем его по тому окончательному впечатлению, которое оставляет оно в нас, по той внутренней работе, которую оно продолжает совершать в нас.

Большие произведения искусства, охватывающие значительные по размаху и глубине социальные темы, продолжают эту работу в нас очень долгий период, иногда в течение всей нашей жизни. Влияние художественных произведений есть мерило их качества.

— это тоже акт творческого дерзания, как и всякое творчество.

Можем ли мы к роману “Тихий Дон” Шолохова приложить мерило такой оценки? Книга “Тихий Дон” вызвала и восторги и огорчения среди читателей. Общеизвестно, что много читателей в письмах своих требуют от Шолохова продолжения романа. Конец 4-й книги (вернее, вся та часть повествования, где герой романа Григорий Мелехов, представитель крепкого казачества, талантливый и страстный человек, уходит в бандиты) компрометирует у читателя и мятущийся образ Григория Мелехова, и весь созданный Шолоховым мир образов, — мир, с которым хочется долго жить, — так он своеобразен, правдив, столько в нем (л. 105) больших человеческих страстей.

Такой конец “Тихого Дона” — замысел или ошибка? Я думаю, что ошибка. Причем ошибка в том только случае, если на этой 4-й книге “Тихий Дон” кончается... Но нам кажется, что эта ошибка будет исправлена волей читательских масс, требующих от автора продолжения жизни Григория Мелехова.

Почему Шолохов так именно окончил 4-ю книгу? Иначе окончить это художественное повествование в тех, поставленных автором, рамках, в которых оно протекало через четыре тома, трудно, может быть даже нельзя. У Григория Мелехова был выход на иной путь. Но если бы Шолохов повел его по этому другому пути, через Первую Конную, к перерождению и очищению от всех скверн, — композиция романа, его внутренняя структура развалилась бы. Роман ограничен узким кругом воззрений, чувствований и переживаний старозаветно-казачьей семьи Мелехова и Аксиньи. Выйти из этого круга Шолохов, как честный художник, не мог. Он должен был довести своего героя до неизбежной гибели этого обреченного мирка, до последней ступени, до черного дна.

Семья Григория Мелехова погибла, все, чем он жил, рухнуло навсегда. И читатель законно спрашивает: что же дальше с Григорием?..

Григорий не должен уйти из литературы как бандит. Это неверно по отношению к народу и к революции. Тысячи читательских писем говорят об этом. Мы все требуем этого (л. 106). Но, повторяю, ошибка только в том случае, если “Тихий Дон” кончается на 4-й книге. Композиция всего романа требует раскрытия дальнейшей судьбы Григория Мелехова.

Излишне распространяться о художественном качестве романа. Оно на высоте, до которой вряд ли другая иная книга советской литературы поднималась за 20 лет. Язык повествования и язык диалогов живой, русский, точный, свежий, идущий всегда от острого наблюдения, от знания предмета. Шолохов пишет только о том, что глубоко чувствует. Читатель видит его глазами, любит его сердцем.

Можно ли к роману Шолохова “Тихий Дон” приложить мерило высокой художественной оценки? Да, можно. Роман Шолохова будет в нас жить и будить в нас глубокие переживания, и большие размышления, и несогласия с автором и споры; мы будем сердиться на автора и любить его. Таково бытие большого художественного произведения».

Вл. И. Немирович-Данченко:

Я предлагаю перейти к обмену мнений по «Тихому Дону», романам Ванды Василевской и Сергеева-Ценского. Нам (л. 107) очень важно высказаться. И потом мы будем несколько дней каждый про себя носить выслушанные мнения для того, чтобы решить честно, к чему каждый отдельно придет. Возражений нет против такого порядка? Тогда предлагаю — кто бы хотел высказаться?

И. Э. Грабарь:

Верно ли я понял на прошлом пленуме, что представлены несколько кандидатур, но ни одна из них не определена секцией как лучшая?

А. Н. Толстой:

У нас, у секции, есть свое мнение, но мы не хотим его навязывать. Для чего мы будем вести агитацию?!

А. Б. Гольденвейзер:

Мне кажется эта точка зрения едва ли правильной, что высказанное секцией мнение является агитацией. Для того у нас существуют секции, чтобы по каждому отдельному участку специалисты этой области особенно углубленно могли бы разобраться. Естественно, что о музыкальных произведениях в первую очередь будут говорить музыканты, о живописи — живописцы, и т. д. Самое интересное — заслушать мнения литературной секции, не боясь того, что они окажут на нас давление. У каждого из нас есть свое мнение. Они — специалисты и глубже рассматривают эти произведения. (л. 108).

Вл. И. Немирович-Данченко:

Я думаю, что мнение Александра Борисовича будет поддержано и другими членами Комитета. По крайней мере, какой-то уклон Ваших мнений в ту или другую сторону был бы очень интересен. Я понял бы литературную секцию, если бы она отклонилась: кому отдать предпочтение, — потому что в «Тихом Доне» такие-то и такие-то громадные достоинства, каких нет ни у того ни у другого; но у Ванды Василевской такое-то громадное достоинство, такое-то политическое; или у Сергеева-Ценского огромная эпопея нарисована; так что трудно сказать, кому отдать предпочтение. Но Алексей Николаевич сказал, что у литературной секции есть свое мнение.

С. Д. Меркуров:

Мы достаточно взрослые и самостоятельные люди, чтобы на нас произвести-давление. Но нам бы хотелось знать точку зрения секции. Какой-то странный абсентизм, прятание головы под крыло. Гражданское мужество должно бы сказать: с нашей точки зрения это оценивается так-то и так-то.

А. Н. :

Я неправильно высказался. В самой секции есть разные вкусы, разные точки зрения. Может быть, действительно, члены секции выскажутся сейчас? (л. 109)

А. П. Довженко:

Мы не можем требовать, чтобы литературная секция имела единое мнение, но нам хотелось, чтобы члены секции высказали свое мнение.

А. А. Фадеев:

Я могу высказать свое личное мнение. В литературной секции с вопросом о прозе было трудное положение. Если посмотреть на три кандидатуры, то «Тихий Дон» по своему мастерству выделяется. Это исключительно талантливое произведение, и как будто двух мнений не может быть, любой человек прочтет и скажет: это — произведение, равного которому трудно найти. — Но с другой стороны, все мы обижены концом произведения, в самых лучших советских чувствах. Потому что 14 лет ждали конца, а Шолохов привел любимого героя к моральному опустошению. 14 лет писал, как люди друг другу рубили головы, — и ничего не получилось в результате рубки. Люди доходят до полного морального опустошения, и из этой битвы ничего не родилось.

Если считать носителем советских идей Мишку Кошевого — так это абсолютный подлец. А мы знаем, что исторически, с точки зрения объективной правды, было так. После страшного сопротивления донской контрреволюции казаки перешли на сторону Советской власти. На Дону было огромное количество подспудных контрреволюционных сил, которые часто восставали и позже. Но лучшие народные казачьи силы повернулись к Советской власти. И такого рода рубака (л. 110), как Григорий Мелехов, пришел к Советской власти. Правда, в 3-м томе Шолохов своего героя делает вредной фигурой, контрреволюционером. Конец, к которому приводит его Шолохов, для него закономерный. Но тогда встает такой вопрос. Он берет среднюю, хорошую, обычную семью Мелеховых. В этом смысл. Она типична. И мы ждем от Григория другого конца. Мы успели уже полюбить его, несмотря на его ошибки. Причем он символизирует путь казачества.

В романе есть такого рода художественная неправда. Почему мы победили контрреволюцию? Потому что те, которые боролись с контрреволюционным казачеством, были идейно и морально выше. А в «Тихом Доне» есть только три фигуры большевиков — это Штокман, но это не настоящий большевик, а «христианский». Вторая фигура — Бунчука. Это фигура «железобетонного» большевика, закованного в железо и бетон. И фигура Кошевого — но это подлец.

Художник хорошо знал среду, казачью жизнь и быт, показал какой-то отрезок развития казачества, обреченность контрреволюционного дела. Там видна полная обреченность. Но ради чего и для чего, что взамен родилось — этого нет. Как у всякого истинного таланта, у Шолохова есть много правдивых картин. Например, смерть Подтелкова. Эта картина очень впечатляет. Там есть много объективной правды в картинах сражений, битв, в чувствах, в страстях, в столкновениях их. Вот благодаря этому народ полюбил это произведение и поднял его на такую высоту. Но в завершении роман должен был прояснить идею. А Шолохов поставил читателя (л. 111) в тупик. И вот это ставит нас в затруднительное положение при оценке.

Мое личное мнение, что там не показана победа Сталинского дела, и это меня заставляет колебаться в выборе (л. 112) <...>

Вл. И. Немирович-Данченко:

Могу я задать вопрос? Почему вы называете Мишука подлецом? Потому, что он слишком прямолинеен?

А. А. Фадеев:

Не потому, что он прямолинеен, а потому, что у него за душой нет того, что он отстаивает.

Вл. И. Немирович-Данченко:

Я бы хотел на него взглянуть с точки зрения Мелехова. Если бы Мелехов остался, он бы его уничтожил. Для Мелехова остаться — значит быть уничтоженным, или бродить в лесах, как у Вирты бродит Сторожев⁹⁹. В гибели Григория есть сильный образ крушения индивидуалиста, гибели самостийности казачьей. Вот в чем вопрос, вот в чем крушение.

И еще вопрос: когда «Анна Каренина» была написана, финал возбудил почти такие же споры. Все-таки с этой точки зрения (фадеевской) «Анна Каренина» сегодня не прошла бы. Я понимаю, что мы не такие судьи, какие судили бы для премии в 1878 году, когда вышла «Анна Каренина», — те не были заряжены какой-то остротой отношений идеологических, как мы заряжены. Это очень важный момент сейчас в нашем суждении. Как бы мы высоко ни ценили художественное произведение, мы не можем отрешиться от идеологической полезности этого произведения. А история что-то может сказать на этот счет. (л. 113).

А. А. Фадеев:

Но о гибели Анны Карениной мы можем сказать: посмотрите строй, который приводит к этому таких людей! Разве будущее поколение может сказать это о Григории Мелехове?

Вл. И. :

Я не с этой точки зрения, а с точки зрения спорного финала. Потому что в художественном отношении (Алексей Николаевич был прав в своем маленьком докладе) автор, желая остаться очень правдивым, никак иначе не мог кончить Григория. Если бы он повернулся лицом сюда, он был бы сомнительным; или нужно было бы сделать мелодраматический поворот в его психике для того, чтобы он вдруг стал большевиком. Он слишком индивидуалист и слишком отдается своим страстям. Можно вообще говорить, что это малоинтересно для четырехтомного произведения, что это недостаточно богато для четырехтомного произведения.

А. Е. Корнейчук:

Я хочу сперва сказать о произведении Ивана Ле «Украина», которое не упоминалось. Мы его оцениваем высоко, как первый исторический роман, в котором показана борьба украинского народа в XVI веке с угнетателями, с Польшей. Огромное количество образов очень интересных. Правда, есть погрешности исторического порядка, — но я не буду останавливаться на анализе этого произведения потому, что, несмотря на все положительные качества Ивана Ле, роман его стоит ниже, чем «Тихий Дон» Шолохова. Я только (л. 114) хотел напомнить заседанию об этом романе.

Теперь о «Тихом Доне». Я согласен, что у читателей остается чувство неудовлетворенности. Мы хотели, чтобы Мелехов не так кончил. Но писатель шел таким путем.

Я буду голосовать за роман Шолохова, потому что все-таки это — большое произведение русской литературы. Я тоже не согласен с концом. Вероятно, он будет писать пятую книгу. Читатель требует, чтобы он нашел конец другого порядка. Но в этом романе настоящее, глубокое знание материала, природы, людей, сколько волнующих страниц, которые мы переживали, получая огромное эстетическое наслаждение.

Это произведение ставится и в опере, и в кино, — здесь есть прекрасные образы. Есть страницы, когда чувствуешь скульптуру. Алексей Максимович говорил, что, когда читаешь Толстого, хочется потрогать пальцем этот образ — так он скульптурно вылеплен Толстым¹⁰⁰. У Шолохова есть такие места, которые поднимают его и всю нашу советскую прозу.

Конечно, сложное дело — первая Сталинская премия. Но это писатель-коммунист, который боролся, переживал, вырос. И такая Сталинская премия внесет коррективы в его психику, может раздвинуть перед ним какие-то горизонты. Безусловно, при его огромном таланте, глубоком познании и любви к народу ему нужно, вероятно, раздвинуть горизонты, чтобы его талант зазвучал еще больше. Шолохов пришел к этому. Художник сделал большую работу. Он или будет двигаться вперед, или будет повторять себя. Шолохов должен пойти вперед и осмыслить идейно нашу действительность, что не осмыслено было у него. (л. 115).

Я думаю, что такому художнику надо дать Сталинскую премию. Я не исхожу только из той точки зрения, что это может окрылить художника, — я говорю, что это произведение достойно Сталинской премии <...>

Считаю, что все выдвинутые кандидатуры по прозе — очень серьезные и интересные. Но самая лучшая из них — это книга Шолохова.

А. П. Довженко:

Я прочитал книгу «Тихий Дон» с чувством глубокой внутренней неудовлетворенности. Первое, что было совершенно ясно, — это наличие у Шолохова огромного писательского таланта. И неудовлетворенность сложилась пропорционально величине таланта Шолохова.

Я проверил свои впечатления в беседах с довольно большим количеством работников различных видов умственного (л. 116) труда, и от всех слышал одно и то же мнение.

Суммируются впечатления таким образом: жил веками тихий Дон, жили казаки и казачки, ездили верхом, выпивали, пели... был какой-то сочный, пахучий, устоявшийся, теплый быт. Пришла революция, Советская власть, большевики — разорили тихий Дон, разогнали, натравили брата на брата, сына на отца, мужа на жену; довели до оскудения страну... заразили триппером, сифилисом, посеяли грязь, злобу... погнали сильных, с темпераментом людей в бандиты... И на этом дело кончилось.

Это огромная ошибка в замысле автора. Автор должен быть не только мастером, но и агитатором-пропагандистом. Я думаю, что если даже не во имя идеала (употребляю это красивое слово) коммунистического труда, коммунизма, а даже во имя просто отношения к своему народу, во имя 20-ти с лишним лет трудной жизни, иногда аскетической, чрезвычайно экономной, требующей огромного напряжения умственных и физических сил, лишений во имя утверждения своих идей на всей земле, во имя нашего народа — нужно создавать большие произведения на основе добра, а не зла. Потому что добро является мерой жизни, а не зло. И вот эту перспективу большой художник в большом произведении, писанном в течение десяти лет, обязан был дать своему народу. Это не было в достаточной мере прочувствовано.

Создается впечатление, что писатель-коммунист провел целый ряд лет в какой-то душевной раздвоенности, — во всяком случае — какой-то неполности. Что получилось? Дело (л. 117) не в том, чтобы отправить Мелехова в кандидаты коммунистической партии, а ошибка заключается в том, что созидающие, положительные стороны эпопеи, враги врагов, о которых говорил тов. Сталин, не показаны в романе. Им не отведено должное количество места, им не отведено и должное качество выполнения.

У меня в отношении Мишки Кошевого сложилось такое впечатление, что он автору не особенно близок, поэтому и краски для него оказались схематичными. Он какой-то человек жестокий, весьма личный, грубый, мстительный.

А. Н. Толстой:

Не просветленный человек.

А. П. :

Огромное количество писем, которые получает Шолохов, говорит о том, что народ не принял этого большого труда, что народ требует от этого большого мастера досказать правду.

Разрешите привести такой пример. У меня была встреча с Виртой, который приехал из Риги и рассказывал, что за границей было много рецензий по поводу этой книги¹⁰¹. В рецензиях говорится: даже член большевистского парламента, которого считают личным другом Сталина, написал книгу, в которой привел к самому печальному концу героя; и даже он, этот человек, изобразил большевика в виде слабого, мстительного, жестокого человека. Конечно, не хотелось бы слышать это. (л. 118).

Тов. Фадеев говорит, что, к сожалению, это произведение не работает на все то, что связано с именем тов. Сталина и с политикой тов. Сталина. Мне кажется, что премия для такого большого человека, как Шолохов, у которого есть большие ошибки и большие достижения, вряд ли является единственным стимулом для подъема его творческой деятельности. Может быть, он получит премию за 5-ю часть «Тихого Дона». Это тоже будет являться серьезным стимулом, который должен его вдохновить и заставить над многим подумать.

Еще одно обстоятельство заставило меня призадуматься. Его герои — это люди каких-то стихийных импульсов. Они действуют под влиянием страстей. Но вы не видите ни в поступках, ни в высказываниях каких-то положительных стремлений, какой-то мечты, целей.

Я хочу сказать о книге «Тарас Бульба», которая написана сто лет тому назад, и я вижу, что сегодня она устами Тараса Бульбы утверждает призыв к товариществу, к дружбе, к доблести, к любви к русской земле, к мужеству, верности — ко всем тем замечательным чувствам, которые делают книгу бессмертной.

Книга Шолохова еще не имеет последней части, которая бы открывала эти перспективы (л. 119) <...>

А. С. Гурвич:

Книга Шолохова вызвала в печати огромную дискуссию, совершенно естественную в связи с той противоречивостью чувств, которые она вызывает. Поэтому совершенно естественно, что у нас подымается вопрос об этом произведении. Для того, чтобы отдать себе отчет в этом произведении как можно яснее, мне кажется, что все присутствующие с различным отношением к этому роману должны высказать свои взгляды об этом произведении, чтобы «скрестить шпаги» и голосовать.

Можно было прочесть в целом ряде статей, как и в выступлении Фадеева, мысль, которую коротко можно сформулировать так: так роман кончить было нельзя, а иначе его кончить невозможно. Нельзя так кончать роман потому, (л. 120), что огромная эпопея, посвященная революции, не может оказаться беспросветной трагедией, как она оказалась у Шолохова.

Если подходить не с точки зрения общего движения исторических сил, а с точки зрения судьбы Григория персонально, то, как говорят все, оставаясь правдивым, художник иначе закончить не мог. Правильно сказал Владимир Иванович, что при другом конце романа Григорий должен был бы сознательно пойти на смерть; это психологически было бы неправильно для его состояния, и это было бы фальшиво.

Значит, надо поставить вопрос: почему получается, что, с одной стороны, роман психологически закончен правдиво, как частный случай, как данная судьба человеческая; а с другой стороны, это<т> правдиво законченный роман вызывает такое двойственное отношение.

Это произошло оттого, что в романе Шолохова нет того, что можно было бы назвать революцией. Годы, которые отражены в романе Шолохова, показаны изнутри казачьего контрреволюционного лагеря — и наивысшая туча, потрясшая жизнь до самых основ, до всего того, что говорил А. П. Довженко, что столкнулись люди, погибли семьи, вся семья Мелехова, люди, обладающие сильным характером, большими чувствами, — что в конце концов смысл этой гибели не раскрыт в этом романе, — т. е. нависла огромная туча над страной, принесшая огромное количество несчастий, а во имя чего все это — мы в этом романе не чувствуем. Где же тот свет, молния, которая озарила эту непогоду и (л. 121) оправдала в наших глазах гибель этой семьи? Это вызывает неудовлетворенность. И вполне естественна та двойственность впечатлений, которая есть у всех.

Но это не так просто. Григорий — очень сложная фигура.

Григорий Мелехов — белая ворона в стане у белых, он там чужой. Его встреча с генералом Фицхелауровым открывает и показывает, что он, как представитель народных масс, находится в оппозиции к белому офицерству, к помещикам, к капиталистам, возглавляющим белое движение.

Но и в Красной Армии он оказался тоже белой вороной. Шолохов в 4-й книге, самой сильной в художественном отношении, в книге художественно-законченной и выпуклой, где он, как художник, вырос, — он даже пластически не изобразил поведение Григория в Красной Армии. Эта часть жизни Григория передается из вторых-третьих уст. Шолохов, как художник, это не передает.

Вся жизнь Григория показана художником, который следит за ним по пятам. А вдруг — обрыв, и часть жизни пропадает; и рассказывается о ней походя, из других уст. И этот кусок жизни, который мог быть принят как переломный, не воспринят художником. Когда вы читаете о пребывании Григория в Красной Армии и видите, что это не изображено художнически, вы понимаете, что конец не должен быть другим и не может быть другим. Потому что (л. 122) для другого конца именно этот период жизни Григория должен быть одним из центральных в романе.

Но ведь Григорий белая ворона и в бандитской среде. Я не согласен, что Григорий ушел в бандиты. Он не ушел в бандиты, он ушел в единственную третью сторону, которая оказалась свободной, чтобы сохранить жизнь.

Роман окончен, а Шолохов посвящает десятки, сотни страниц пребыванию Григория в бандитской среде специально для того, чтобы (как мне подсказывает мое понимание) показать, что он и здесь белая ворона, что ему абсолютно чужда эта среда. Григорий не ушел в бандиты — он опустошился. В этом чувстве опустошенности, которое испытывает Григорий, и лежит корень той самой идеи, которая нас в значительной мере не удовлетворяет.

романтик, а не реалист. У него не столько тихое выражение человеческих чувств и мыслей, как у Толстого, — а его интересуют сильные страсти, острые сюжеты. Он заставляет сидеть вместе враждующих людей. У него это изображено как мелодраматический прием. Но есть какое-то идейное влияние Толстого в духе призыва к патриотически цельной семье, и в отношении к природе, как к вечной суете, которая творится в людях. Аустерлицкое небо толстовское есть и в этом романе, когда происходят сильные встряски человеческие, которые заставляют людей страдать. Это есть у Аксиньи и Григория (л. 123). У них часто происходит душевный разговор с природой, в которой все тихо, спокойно и хорошо — к чему человек в сокровенных чувствах тянется.

Эта идея примирения, отталкивания от войны, — эта идея, по-моему, происходит в романе в образе матери Григория — Ильинишны. Этот образ сделан очень хорошо. У нее желание примирить всех своих сыновей и Кошевого с Мелеховым. Образ Ильинишны и природы у Шолохова сливается в одной этой идее.

О конце романа. Я не думаю, чтобы можно было исправить этот роман, сделав другой конец. Другого конца не может быть. Здесь человеческая судьба выписана с большой правдивостью и последовательностью. Но если бы Шолохов сделал другой конец, в том смысле, что Григорий отправился бы в другую сторону, если бы он остался здесь, предал себя в руки властей, остался бы в семье, — то это не могло бы восполнить чувства неудовлетворенности. Потому что дело не в том, что Григорий закончил так свою судьбу, а дело в том, что если люди восемь лет читали роман с интересом и любовью, то нельзя сказать, что удовлетворяющий их конец мог бы снять чувство неудовлетворенности, которое было в процессе чтения романа. Это было бы неправильно.

Но неудовлетворенность эта гораздо большая. Неудовлетворенность происходит оттого, что здесь нет той активной народной силы, которая ведет революцию, которая оправдывает все трагические коллизии и жертвы, которые были принесены (л. 124).

Шолохов поступил правильно, когда изобразил казаков не жалкими людьми, а сильными, из народа. Тогда были из них блестящие люди в коннице Буденного. Судьба толкала одних в одну сторону, других в другую, несмотря на то, что они воспитывались на одной почве.

С огромной силой описана любовь в этом романе, любовь Григория и Аксиньи. Эта любовь проходит в исключительных обстоятельствах, когда люди не видятся полгода, год, а потом встречаются на один день, а между тем эта любовь остается в памяти и запечатлевается. И это потому, что она изображена с особенной силой. И изображение этой любви не имеет себе равных в советской литературе. Такое чувство передать чрезвычайно трудно. Это, может быть, самая трудная задача, которая может стоять перед художником. Потому что любовь веками изображалась гениальными художниками. И тут надо было иметь очень свежее сердце, чтобы изобразить это чувство так, как изобразил его Шолохов. Но здесь нет другой побеждающей, покоряющей силы.

Я не согласен, что Мишку Кошевого можно назвать подлецом. Если это не богатая душа и не просветленная личность, то это не значит, что его можно назвать подлецом. Этот образ критиковали во многих статьях за его отношение к Мелехову, и критика сводилась к тому, что Кошевой должен относиться к Мелехову, как Шолохов, — т. е. чтобы враг-казак относился к нему как художник-психолог, который открывает внутренний мир этого героя. Кошевой не мог в тех условиях углубляться в сердечный ход жизни (л. 125) Григория, и в силу этого ослаблять свою деятельность, направленную против него, как против прямого врага, который грозит его делу.

Кошевой — огромная примитивная фигура. Это прямолинейная фигура. Он поступает правильно. Он грубоват и примитивен, поэтому не может быть нам симпатичен. Если бы эта фигура была одной из многих, в которой была бы раскрыта та сила, которая справедливо погубила этот контрреволюционный лагерь, тогда против него не было бы никакого протеста.

Вл. И. Немирович-Данченко:

Правильно!

Н. Н. Асеев:

Кому раскрыта — Мелехову или нам?

Вл. И. Немирович-Данченко:

Нам.

А. С. Гурвич :

Я говорю: если бы перед читателем была раскрыта революция, тогда личность Кошевого могла бы иметь свой лагерь. Фигура Кошевого — это типичная фигура. Но были у нас еще более типичные.

Таким образом, роман Шолохова имеет порок при его глубокой художественной силе. Здесь получается ограниченность горизонта, охваченного художником.

Роза Люксембург сказала: «Социализм — это дитя капитализма, но рождение ребенка стоит жизни матери»¹⁰². Если подойти с этой точки зрения к этому явлению, то мы увидим, что у Шолохова есть «смерть матери», но нет «рождения (л. 126) ребенка». Нет новой силы, которая бы оправдала «гибель матери».

Дать социальную характеристику, точный политический анализ этому мне очень трудно. В какой-то мере это лежало в самой казачьей среде, которую изображал Шолохов. Это была враждебная революции сила. Единственный документ, который фигурирует в романе Шолохова, это ссылка на тов. Сталина, который говорит, что здесь войско вести нельзя, потому что здесь население нам враждебно¹⁰³. Так обосновывает свой стратегический план тов. Сталин.

и в другом лагере и в дальнейшем переживали очень много перипетий для того, чтобы найти свой путь, то изобразить путь Григория гладким было бы неправильно.

Есть какая-то аполитичность в романе Шолохова. Это опустошенность, к которой он приводит Григория. Григорий — белая ворона и в Красной Армии, и у офицеров, и среди бандитов. Это идейно не осмысленно автором. Это аполитичность, не давшая ему возможности осмыслить движение народных сил в этот период и влить в свой роман близкие нам идеи.

А вместе с тем нельзя не преклоняться перед художественной силой, с которой изображено огромное большинство героев этого романа и природа, которая, к сожалению, у (л. 127) большинства писателей является фоном, а у Шолохова изображена с огромной силой не как фон, а среда, в которой живет человек.

Я считаю, что главным предметом внимания должен быть этот роман.

Что касается двух других, то при всех своих достоинствах, и Ванда Василевская, и Сергеев-Ценский, мне кажется, не поднимаются до уровня заслуживающих такой высокой премии, как Сталинская (л. 128) <...>

Н. Н. Асеев:

Мы находились перед такой дилеммой и положением, когда надо было «перевезти волка, козу и сено». Мне кажется, что прежде всего нам надо руководствоваться тем моральным высказыванием, которое у Льва Толстого совершенно замечательно сформулировано в отношении замечательного художественного произведения. То впечатляет, что самим художником прочувствовано¹⁰⁴.

С этой точки зрения роман Шолохова — это то явление, о котором только и можно говорить по-настоящему. Причем это не славословие. Дело в том, что Шолохов только научается писать, только стал настоящим писателем. И трудность этого дела оказывается в том, что внимание страны сыграло отрицательное положение в отношении Шолохова. Потому, что будь не так на нем сосредоточено внимание, конечно, таких разговоров не было бы. А вот в зависимости от его политического значения конец романа опрокидывает его художественную ценность. Поэтому мы «танцуем» вокруг да около. Мы говорим, что, с одной стороны, это произведение заслуживает внимания, что это — выдающееся произведение, а с другой стороны, мы говорим: (л. 129) как же быть? Какое влияние оно оказывает на наших читателей и за границей? Там, правда, могут воспользоваться всем, чтобы сделать нам неприятность.

Роман ограничен не только временем, годами, но и местом. Это роман «областной», который выражает мысли, чувства, которыми жил Шолохов. Это «областной» «Война и мир». Если выходить за эти пределы и предъявлять к нему мировые требования, как к «Войне и миру», то он валится набок. А в росте нашей советской литературы он занимает большое место, как свидетельство нагревания до настоящего кипения, до настоящей температуры литературного произведения.

Говорят: как же Мелехов не показан в его перевоплощении, раз человек потенциально был на стороне коммунистов? — В том-то и дело, что «областной» роман, т. е. то, что ограничивает его территориально, не совпадает с правдивостью изображения и правдивостью чувств. Если бы было много Кошевых, этих восстаний не было бы на Дону, не была бы отрезана Кубань от Советской России и не было бы о чем писать роман. Это вращается в замкнутом кольце идейных интересов, и из этого кольца не может вырваться Мелехов, потенциально рвущийся к другому. По своему укладу, он человек абсолютной честности, мужественности. Подумайте, встреча его с мужем Аксиньи — это такой напряженный момент. Это люди, любящие одну женщину, — они готовы вынуть клинки... И вдруг эта выучка, которую мы считаем натурой, заставила их по-другому подойти друг к другу. Они напились — может быть, нехорошо пьянствовать, но заливание самогоном этих страстей испаряет все. Они не (л. 130) пьянеют. Это замечательно написано!

Было у нас такое произведение, которое получило высокую оценку. Это «Дума об Опанасе» Багрицкого. Там сказано: «Хочешь идти в хлеборобы, а идешь в бандиты»¹⁰⁵. Тогда, в те годы, была еще слабость идейного руководства. Действовали стихийные силы народной правды. Где была сила руководства — завязывался плод. Но этого не хватало. Нельзя же говорить, что виноват Мелехов, что он не оплодотворился идеей коммунизма. Не было «пыльцы» достаточно тогда, не было хорошего цветения человеческой жизни. И потому-то были восстания.

Неправильно, что мы предъявляем счет Шолохову в порочном конце романа. Надо как-то разобраться. А в этом разобраться трудно. Но качественно литературно великолепная вещь может оказаться вредной идейно. И об этом нужно говорить. Я не решил этого вопроса. Я не чувствую себя читателем особенно повышенного качества — я был увлечен 4-й частью очень сильно. Первые части не очень доходили, а в 4-й меня взяло. Я читал не как литературовед — я влез в этот роман «с потрохами». Что я — квалифицированный читатель, а другие дураки? Они тоже чувствуют: как жалко, что Мелехов не стал «героем нашего времени». Он не то что опустошенный, а он не знает, что делать, как добраться. Он пошел в Красную Армию, а в Красной Армии в это время, может быть, попал черт его знает на кого. Шолохов не хочет «вырезать из карточки портрет» и наклеивать в роман, он не знает, как в это время это происходило. Можно, конечно, знать это по историческим (л. 131) документам. Но, вероятно, не все дается Шолохову, как Льву Николаевичу. И это понятно. Толстой говорит: «Я люблю аристократическое общество, мне чужды, непонятны ремесленники...»¹⁰⁶. Вот и Шолохов знает свой круг. Конечно, размах Толстого в двести раз больше размаха Шолохова. Но Шолохов стоит на правильном литературном пути, при чрезвычайном свете прожекторов, которые на него со всех сторон направлены. Он еще «провинциальный парень» на «литературной нашей улице», он не вышел на мировую дорогу, а мы его выставили на мировую премию.

Попадая под влияние художественного мастерства Шолохова, увлекаясь художественным талантом его, надо читателю подумать и сказать: что, я от этого испорчусь? Думаю, что ни я, ни читатель от этого не испортятся.

Не думаю, чтобы было так просто сделать Мелехова коммунистом. Но следующая работа Шолохова, следующая тенденция его развития, по-моему, должна говорить о нормальных пропорциях оценки его.

Я буду голосовать за Шолохова, мне кажется, что это не будет ошибкой. У Шолохова еще будет возможность доказать, что «Григорий» у него есть в запасе. Не этот, не Мелехов, а другой. Но не надо сейчас давить на него, чтобы он «дожал» резко. (л. 132) <...>

А. Г. Мордвинов:

Я хочу спросить у т. Гурвича относительно «смерти матери» и «рождения ребенка — социализма». У Шолохова два произведения: «Тихий Дон», где он рисует казачество на одном этапе, и «Поднятая целина», где он рисует казачество на другом этапе. Эти два произведения воспринимаются неразрывно. Одно — начало, другое — продолжение. Я хочу задать вопрос: нельзя ли ограничить требования к «Тихому Дону» (л. 133) и сказать, что это есть «развал капитализма», а «рождение» у него идет дальше, в «Поднятой целине»?

А. С. Гурвич:

времени человек прочтет эти произведения, и те, которые еще появятся, — и получит разностороннее впечатление об этой эпохе. Но это еще не значит, что можно о каждом одностороннем произведении говорить как о произведении, которое раскрывает всю тему, которая поднята. Ленин писал, что у Толстого показан весь мир всей России, правда со слабостями, которые присущи крестьянскому движению, — и в этом видел огромную заслугу Толстого¹⁰⁷.

Когда человек читает «Тихий Дон», он читает произведение, которое эмоционально производит на него впечатление в рамках этого произведения.

А. Н. Толстой:

Свое мнение о «Тихом Доне» я прочитал. Я хочу дополнить высказывания Н. Н. Асеева. Я всегда утверждал такого рода положение, что искусство создается в разной степени художником и зрителем: писателем и читателем, драматургом, актером и зрителем. Участие этой широкой массы людей, воспринимающей искусство, дает как бы ответный ток художнику, наполняя его, корректируя его, заражая его, резонируя ему и т. д. (л. 134).

Поэтому правильно был поставлен вопрос Асеевым, вреден ли «Тихий Дон». Я думаю, что мы на это получим такой ответ: читатель наш настолько вырос, что он сам поправляет, вмешивается в творчество писателя. Читатель любит этот роман, «лезет туда с сапогами» и говорит: «Не так! Пиши еще 5-ю книгу!» Читатель это не такое существо, которое мы должны наполнять, а он будет кушать. Нет, он пополняет художника, участвует в его творчестве — вопрос о вреде надо снять.

А. П. Довженко:

Так вопрос не ставится.

А. Н. Толстой:

Нет, это большое художественное произведение, огромное. С ошибкой, которая идет с самого начала, в архитектонике, в конструкции этого романа. Нельзя свести революцию к судьбе одной семьи. Шолохов должен раздвинуть рамки трагедии.

Мне пришел на память случай с прожектором. У нас ошибка поднимать человека. Напишет произведение — сразу на него эти юпитеры направляют. Я помню, в 34-м году съезд колхозников. Вышла женщина, председатель сельсовета, огромная, красивая, чернобровая, Церера¹⁰⁸, с пучком колосьев. Рядом с ней — маленький человек. Она говорит: «Вот мой муж, он моложе меня, но если он будет плохо работать, я его выгоню из хаты». И на него прожектор направили. Он и покачнулся от прожектора и волнения. Вот Шолохов в таком положении. Страна наша — Церера и прожектор (л. 135).

Вл. И. Немирович-Данченко:

Шолохов не покачнется!

А. И. Толстой:

Я буду голосовать за Шолохова.

У. Гаджибеков:

Я хочу высказать некоторые свои соображения. Я не согласен с тем, что говорят о загранице. Мы не должны придавать этому значения. Это делается нарочно, чтобы нанести определенный удар, ставя под подозрение деятелей советской страны. Мнение заграницы не является для нас доводом. Мы базируемся на тех установках, которые дает нам партия, и с этой точки зрения подходим к оценке того или иного произведения.

Тов. Довженко крепко раскритиковал Шолохова. Тов. Гурвич назвал его аполитичным. Я с этим не согласен. Шолохов художник, прекрасно рисующий нам картины. По его рассказам понимаешь людей и места, о которых он пишет. Это талантливый писатель. Читается он легко.

А Ванду Василевскую мне читать тяжело, надо сосредоточиться на каждом выражении. А Шолохов читается легко, увлекательно.

Шолохов рисует Григория отважным казаком, который владеет саблей, умеет рубануть. Ему невыносимо среди офицеров, потому что он выдвинут из народа. Шолохов хочет показать, что между офицерами и простым казаком чувствуется огромное недоверие. Офицеры на Григория смотрят как на грубияна. А Григорий смотрит на них как на людей, жизнь которых ему невыносима. Шолохов не заставляет (л. 136) уважать Григория, который разрушает свою семью и чужую; он не принес ей счастья. Случайная пуля положила конец любви. Никаких достоинств у Григория нет. Человек умеет пить самогон и разрушать чужую семью. В Красной Армии он показан храбрым, но к нему есть подозрение. В то время очень серьезно стоял вопрос о партийной чистке. Шолохову не для чего описывать, как он храбро борется. Но Шолохов хорошо говорит о красноармейцах, которые, попадая в плен, храбро умирают. А когда белые попадают в плен, они или удирают, или делаются бандитами. Это говорит о том, что Шолохов — не аполитичный человек, а человек, который становится на точку зрения партии.

— подлец. Он показывает непримиримость по отношению к Григорию, потому что для него Григорий не чистый человек. Почему же Кошевой подлец? Нет, это положительный тип, который поступает правильно.

Шолохов хорошо сделал, что не отправил Григория в партию. В данном случае подозрение на то, что Шолохов шел против установок партии, должно отпасть. Я защищаю нашего советского писателя. Нельзя людей топить в ложке воды. Оценка должна быть всесторонней, беспристрастной, исходящей из точки зрения нашей партии. (л. 137).

А. Б. Гольденвейзер:

Я считаю большой ошибкой, что мы хотим с психологией людей 40-го года подойти к психологии людей 20-го года и предъявляем к ним те требования, которые они не могли удовлетворить в 20-м году.

Я вижу большую идею в этом романе. Даже такая яркая фигура, как Григорий, возбуждающая наши симпатии, ни к чему, кроме гибели, не могла прийти, потому что он не понял и не принял революцию. Если бы Шолохов сделал Григория добродетельным большевиком, он бы сделал большую художественную ошибку. Тот Григорий, которого изобразил Шолохов, должен был погибнуть. Он и погиб.

А. П. Довженко:

Я считаю, что я в своей оценке этого произведения ничего не сказал такого, что выходило бы из рамок отзывов А. Н. Толстого, и не рассматривал героев романа с точки зрения 40-го года. Я просто рассматривал недостатки произведения и говорил, что творчески созидающая сторона в романе не выведена.

Я только не сказал, что я буду за этот роман голосовать. Это не было мною произнесено, поэтому и речь моя оказалась «необтекаемой».

Вл. И. Немирович-Данченко:

Разрешите вопрос о романах, по которым были высказаны такие великолепные, яркие и проникновенные характеристики, считать пока оконченным, — вплоть до баллотировки, перед которой, вероятно, будет еще сказано несколько слов (л. 138).

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 1, лл. 104—138.

Протокол

Присутствовали: Вл. И. Немирович-Данченко, Р. М. Глиэр, А. П. Довженко, А. В. Александров, Н. Н. Асеев, В. А. Веснин, У. Гаджибеков, А. М. Герасимов, А. Б. Гольденвейзер, И. Э. Грабарь, А. С. Гурвич, А. Е. Корнейчук, Янка Купала, С. Д. Меркуров, С. М. Михоэлс, А. Г. Мордвинов, И. М. Москвин, В. И. Мухина, Х. Насырова, И. Я. Судаков, А. Н. Толстой, А. А. Фадеев, М. Э. Чиаурели, Ю. А. Шапорин.

1. Обсуждался вопрос о расширении раздела литературной критики путем включения в него трудов по истории, теории и философии искусства.

2. Обсуждение кандидатур по прозе (Шолохов — «Тихий Дон», Василевская — «Пламя на болотах», Сергеев-Ценский — «Севастопольская страда»).

3. Обсуждение кандидатур по поэзии (Ассев — «Маяковский начинается», Леонидзе — «Детство вождя», Рыльский — «Сбор винограда», Малышко — «Жаворонки»).

Председатель Комитета

Секретарь /О. С. Бокшанская/ (л. 8)

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 3, л. 8.

Протокол
заключительного пленарного заседания

в области литературы и искусства.
26 ноября 1940 года
МХАТ СССР им. Горького

Присутствовали: И. Э. Грабарь, А. С. Гурвич, И. О. Дунаевский, А. Е. Корнейчук, Е. М. Кузнецов, Янка Купала, С. Д. Меркуров, А. Малдыбаев, С. М. Михоэлс, А. Г. Мордвинов, И. М. Москвин, В. И. Мухина, Н. Я. Мясковский, Х. Насырова, С. Самосуд, Р. Симонов, И. Судаков, А. Толстой, М. Храпченко, М. Чиаурели, Ю. Шапорин, Ф. Эрмлер.

I. Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства, выполняя высокую задачу, возложенную на него Правительством СССР, провел 22 секционных и 11 пленарных заседаний, посвятив их подробному обсуждению, просмотру и прослушиванию наиболее выдающихся произведений советского искусства и литературы, выдвинутых на соискание Сталинских премий 1940 года общественно-творческими организациями и членами Комитета.

Подытоживающее работу Комитета тайное голосование, в котором приняли участие 35 членов Комитета из общего числа 39, согласно отчету счетной Комиссии, утвержденного Пленумом, дало следующие результаты:

На Сталинские премии выдвигаются: (л. 75) <...>

— «Тихий Дон» (4-я книга).

Произведения по разделам живописи, скульптуры, архитектуры, поэзии, драматургии и литературной критики, законченные в 1940 году, при баллотировке не получили большинства голосов.

К настоящему протоколу прилагаются:

а) Протокол заседания счетной комиссии от 25/XI. 40.

б) Отчет о деятельности Комитета.

Председатель Комитета:

Вл. И. Немирович-Данченко.

Зам. председателя Комитета:

Р. Глиэр. А. Довженко.

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 5, лл. 75, 75 об.

Протокол
заседания Счетной Комиссии
по баллотированию кандидатов

в области литературы и искусства
МХАТ СССР им. Горького
25 ноября 1940 г.

Присутствовали:

I. Перед вскрытием двух урн с бюллетенями было установлено, что печати на обеих урнах целы.

II. При подсчете поданных бюллетеней было установлено, что число бюллетеней соответствует количеству голосовавших членов Комитета /35/. Бюллетеней, признанных недействительными, не оказалось.

III. При подсчете голосов оказалось: (л. 86). <...>

По разделу литературы:

а)

Шолохов. «Тихий Дон» — тридцать один (31)

Василевская. «Пламя на болотах» — один (1)

Сергеев-Ценский. «Севастопольская страда» — один (1)

б) Поэзия:

«Маяковский начинается» — десять (10)

Леонидзе. «Детство вождя» — восемь (8)

Малышко. «Жаворонки» — два (2)

Рыльский. «Сбор винограда» — один (1)

Щипачев. «Стихи» 1940 — один (1)

[Следуют подписи присутствующих членов счетной комиссии и председателя Комитета.]

[Машинописная копия.]

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 5, лл. 86, 86 об.

***

Образец бюллетеня при баллотировке 25. XI. 40 г.

В. Василевская. «Пламя на болотах» (роман)

С. Сергеев-Ценский. «Севастопольская страда» (эпопея)

М. А. Шолохов. «Тихий Дон» (роман, 4-я книга) (л. 92)

[Машинописная копия]

***

[Шолохов. «Тихий Дон»]

На тайном голосовании при участии 35 членов Комитета по Сталинским премиям — Шолохов, роман «Тихий Дон», часть 4, — получил 31 голос.

На заседаниях Литературной секции Комитета и на пленуме Комитета роман Шолохова вызвал большую дискуссию. Она вращалась вокруг двойственного отношения читателя к концу романа.

«Шолохов с огромной силой таланта, зная казачью жизнь, быт, показал историю казачьей семьи, обреченность контрреволюционного дела, — в романе видна полная его обреченность. Но ради чего и для чего? Что взамен родилось? Этого в романе нет!» (Фадеев, — в прениях). «Годы, которые отражены в романе Шолохова, показаны изнутри казачьего контрреволюционного лагеря. Нависла туча над тихим Доном, столкнулись люди с сильными характерами, большими чувствами, погибли семьи, погибла вся семья Мелехова, — но смысл этой гибели не раскрыт в романе. Где тот свет, та молния, которая из нависшей тучи озарила бы эту непогоду, оправдала бы в наших глазах гибель этих людей? ... Роза Люксембург сказала: “Социализм — это дитя капитализма, но рождение ребенка стоит жизни матери”. Если с этой точки зрения подойти к “Тихому Дону”, то увидим, что у Шолохова есть смерть матери, но нет рождения ребенка» (Гурвич, — в прениях).

«Тихий Дон» не показана активная народная сила, которая ведет революцию и оправдывает все трагические коллизии и жертвы, принесенные ради торжества ее.

Ограниченность «Тихого Дона» областной казачьей средой привела Шолохова к такому концу романа, который вызывает у читателей двойственное отношение и заставляет их писать тысячи писем автору с требованием продолжения романа. Читатель не хочет, чтобы Григорий Мелехов ушел из литературы, как бандит, как Каин.

Григорий Мелехов, сильный, страстный, полнокровный образ, за восемь лет, — когда Шолохов писал роман, — стал для всех нас как бы живым человеком. Советский читатель принял горячее участие в его судьбе. Мир образов «Тихого Дона» стал реальностью. Читатель требует продолжения романа и оправдания Мелехова.

Такое участие многомиллионного советского читателя в судьбе этого романа и в творчестве Шолохова указывает на высокое, исключительное художественное качество «Тихого Дона» (л. 101).

Шолохова упрекают в том, что он, сузив рамки романа, не показал в нем революции. Но это уже упрек самому замыслу романа, не к одному концу 4 части, но ко всем четырем книгам, к архитектонике всей эпопеи. Роман по самому замыслу ограничен узким кругом воззрений, чувствований и переживаний старозаветного быта тихого Дона, над которым разразилась гроза. Молния революционного сознания не осветила этой жизни, и тихий Дон погиб в контрреволюционной борьбе, это исторически обусловлено и закономерно. В конце концов, Шолохову ставят в вину его талант, — то, что он с такой чувственной реальностью создал свои выпуклые, насыщенные страстями, образы мира, обреченного на гибель. Шолохов написал трагедию гибнущего класса.

«Тихого Дона» в поставленных им ограниченных рамках всей эпопеи, Шолохов, как честный художник, не мог. Всякий другой путь Григория Мелехова был бы художественной неправдой, композиция романа, его внутренняя логика распалась бы и развалилась.

Вот, вкратце, круг тех мыслей, которые возникли у Комитета при обсуждении этого исключительно талантливого произведения.

По художественному качеству роман «Тихий Дон» стоит на высоте, до которой вряд ли другая иная книга советской литературы поднималась за двадцать лет. С огромной силой в романе изображены чувства: любовь и ревность Натальи, жены Григория, любовь Григория и Аксиньи. Изображение любовных чувств — одна из труднейших задач, стоящих перед художником. Любовь веками изображалась гениальными художниками. И Шолохову нужно было иметь свежее сердце, чтобы с такою свежестью и силой написать любовные сцены романа.

Язык повествования, язык диалога у Шолохова — живой, народный, правдивый, точный, идущий всегда от острого наблюдения, от глубокого, чувственного знания предмета.

Природа в «Тихом Доне» никогда не является только фоном. Это в полном смысле слова жизненная среда его героев, нарисованная яркими и сочными красками.

«Тихий Дон» будет жить и будить в читателях глубокие переживания, и большие размышления, и несогласия с автором, и споры, и любовь, и благодарность к автору за прекрасное искусство.

А. Толстой (л. 102).

[Машинопись.]

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 5, лл. 101—102.

В СОВНАРКОМ СОЮЗА ССР
<30> <194>0.

Отчет о работе Комитета по Сталинским премиям
в области литературы и искусства

С первого пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям в области литературы и искусства, члены Комитета были, по предложению председателя, сгруппированы в отдельные секции по принципу специальности.

В четырех секциях (1. Музыки. 2. Живописи, скульптуры и архитектуры. 3. Театра и кино. 4. Литературы) и была сосредоточена вся практическая предварительная работа Комитета, предшествовавшая заключительным пленарным заседаниям. (л. 77) <...>

Секция литературы приступила к работе 16/IX с. г. и продолжала ее вплоть до заключительного пленума Комитета. За это время состоялось 7 заседаний секции под председательством А. Н. Толстого.

Одним из первых мероприятий секции было обращение к союзам писателей всех национальных республик, включая и вновь принятые в состав СССР, — с напоминанием об условиях и сроках рекомендации выдающихся литературных произведений на соискание премии имени Сталина. Наряду с кандидатурами, выдвинутыми Президиумом Союза советских писателей СССР, секция рассмотрела ряд произведений, рекомендованных Союзами советских писателей Азербайджана, Грузии, Украины, а также общественно-творческими организациями Казахстана. Произведения, выдвинутые с опозданием почти на целый месяц Союзом советских писателей Армении, не были присланы Комитету и потому не рассматривались.

Предметом подробного обсуждения являлись и кандидатуры, выдвинутые в процессе работы секции отдельными членами Комитета.

Рассмотрев вопрос о возможности представлять на соикание премии художественные переводы и труды сказителей и собирателей народного эпоса, секция решила не выдвигать их на соискание премии, как не самостоятельные произведения в смысле круга идей, образов и главнейших выразительных средств (л. 81).

Всего секцией было рассмотрено 18 произведений, из них по разделу прозы — 8, по разделу поэзии — 5, по разделу драматургии — 3 и по разделу литературной критики — 2.

Работа секции на заседаниях заключалась в подробном, часто многократном обсуждении каждой кандидатуры. На основе такого обмена мнений отдельные члены секции брали на себя составление детальных письменных мотивировок, объединенных позднее в докладе председателя секции на пленуме Комитета.

В некоторых случаях (в особенности при обсуждении произведений национальной литературы братских республик) секция привлекала квалифированных консультантов — каждый раз по особой рекомендации Союза советских писателей.

В результате работы секции литературы вниманию пленума Комитета были предложены следующие произведения:

1. М. А. Шолохов. «Тихий Дон» (книга 4-я).

2. В. Василевская. «Пламя на болотах».

3. С. Сергеев-Ценский. «Севастопольская страда».

II. По разделу поэзии:

«Маяковский начинается».

2. Г. Леонидзе. «Детство вождя».

3. М. Рыльский. «Сбор винограда».

4. А. Малышко. «Жаворонки».

5. С. Щипачев. «Стихи» 1940.

секция не нашла среди произведений, законченных в 1940 году, кандидатур, достойных Сталинской премии (л. 82).

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 5, лл. 77, 81—82.

***

Комитет по Сталинским премиям при СНК СССР
в области литературы и искусства.

29 декабря 1940 года.
1 час дня.
МХАТ СССР им. Горького.
Новое репетиц. помещение

А. А. :

Разрешите по Литературной секции прочитать кандидатов. Это даст возможность пленуму подумать о наших предложениях еще до доклада секции: ¹⁰⁹ <...>

По прозе: Шолохов — «Тихий Дон», Макаренко — «Педагогическая поэма»¹¹⁰, Сергеев-Ценский — «Севастопольская страда», Лео Киачели — «Гвади Бигва»¹¹¹— «Пламя на болотах», Катаев — «Белеет парус одинокий»¹¹², Панферов — «Бруски»¹¹³, Ильф и Петров — «Одноэтажная Америка»¹¹⁴, Толстой — «Хлеб», «Петр I» и «Хождение по мукам» — это неоконченные произведения Толстого¹¹⁵. Дальше по списку: Всев. Иванов — «Пархоменко»¹¹⁶— «Всадники»¹¹⁷, Ордубады — «Тавриз туманный»¹¹⁸. Был еще роман Бергельсона «У Днепра», но неоконченный¹¹⁹.

Сами мы рекомендуем: «Тихий Дон», «Педагогическую поэму», «Севастопольскую страду», и если нельзя дать премию умершему Макаренко, то Лео Киачели «Гвади Бигва».

С. Д. Меркуров:

¹²⁰ (л. 28).

А. Н. Толстой:

«Хождение по мукам» прошу не выдвигать, потому что я заканчиваю это произведение в 41-м году. А «Петра» закончу в 1943 году (л. 29).

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 2. л. 28, 29.

***

в области литературы и искусства.
Стенограмма пленарного заседания Комитета.
30 декабря 1940 года.
1 час дня.

Новое репетиц. помещение

А. С. Гурвич:

Надо уточнить, что остается в списке. «Тихий Дон» отводится, потому что он сделан не мастерски. «Пугачев» потому, что Коваль пишет более широкое произведение. Что касается Мурадели¹²¹, то аргумент, что он молод, недостаточен, он мог бы остаться в списке.

<...>

А. П. Довженко:

Разрешите перейти к вопросу о литературе.

А. А. Фадеев:

Изменение условий премирования внесло новое в смысле отношения к некоторым произведениям. Когда нам надо было дать одну премию, мы выдвигали «Тихий Дон», предпочтя его «Севастопольской страде». А когда встал вопрос о пяти премиях, то встал вопрос и о «Севастопольской страде» Сергеева-Ценского, как крупнейшего мастера литературы. Или когда по поэзии была одна премия, поэма Асеева не собрала большинства голосов; а когда стоит вопрос о трех премиях, где можно премировать людей разных взглядов, то сильные стороны этой поэмы и высокое мастерство ее автора ставят вопрос по-новому (л. 48).

Протокол
Пленарного заседания
Комитета по Сталинским премиям при СНК СССР
в области литературы и искусства.

1 ч. дня.
МХАТ СССР им. Горького.
Новое репетиц. помещение.

Присутствовали: Янка Купала, С. Д. Меркуров, С. М. Михоэлс, А. Г. Мордвинов, И. М. Москвин, В. И. Мухина, Н. Я. Мясковский, С. А. Самосуд, Р. Н. Симонов, И. Я. Судаков, А. Н. Толстой, А. А. Фадеев, А. А. Хорава, М. Б. Храпченко, М. Э. Чиаурели, Ю. А. Шапорин, Ф. М. Эрмлер.

Заседание стенографируется.

Доклад А. А. Фадеева о работе секции по разделу прозы, драматургии и критики.

Приняли решения:

а) установить следующий список кандидатур:

Шолохов — «Тихий Дон», Сергеев-Ценский — «Севастопольская страда», Лео Киачели — «Гвади Бигва», В. Василевская — «Пламя на болотах», Катаев — «Белеет парус одинокий», Панферов — «Бруски», Яновский — «Всадники» (л. 20) <...>

Председатель Комитета

/Вл. И. Немирович-Данченко/

Секретарь Комитета

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 3. л. 20, 20 об.

***

Комитет по Сталинским премиям при СНК СССР
в области литературы и искусства.
Стенограмма пленарного заседания Комитета.

1 ч. дня.
МХАТ СССР им. Горького.
Новое репетиц. помещение

Вл. И. Немирович-Данченко:

— словом, то, что мы совсем не трогали, и затем непременно весь список от начала до конца проглядеть, потому что, чувствую, что чуть ли не в каждой области будут споры.

А. А. Фадеев:

Может быть, нам прежде всего обсудить литературу?

О прозе. Мы рекомендуем на голосование: Шолохова «Тихий Дон», 4-я книга. Я выдвигал веские соображения против «Тихого Дона», когда была одна премия. Я опасался, что это будет утверждать определенную линию в литературе. Но в числе трех премий было бы странно возражать против «Тихого Дона», потому что эта книга талантлива, заслуживает премии. Я говорю обо всем романе, не только о 4-й книге (л. 86). <...>

<...>

А. А. Фадеев:

Мое мнение, что книгу Макаренко надо снять. <...>

А. Е. Корнейчук:

Я присоединяюсь к мнению, что Макаренко надо снять со списка. Нам важно, чтобы прошли Шолохов, Киачели, говорящий о колхозной деревне, и исторический роман Сергеева-Ценского. Это даст замечательную картину и прошлого (л. 94) и настоящего дня. Если Макаренко останется в списке, он разобьет голоса (л. 95).

***

Комитет по Сталинским премиям при СНК СССР
в области литературы и искусства.
Стенограмма пленарного заседания Комитета.
3 января 1941 года.

МХАТ СССР им. Горького.
Новое репетиц. помещение

И. Э. Грабарь:

У меня одно недоумение. Чем больше слушаешь, тем больше убеждаешься, что все равноправные и бесспорные. А мест пять. Как же мы будем действовать? Нужно от кого-то отказаться, иначе разобьются голоса и получится чепуха.

Вл. И. :

Голоса разобьются несомненно, но, может быть, чепухи не получится (Общий смех).

Н. Н. Чушкин¹²²:

По кино:

Эрмлер¹²³ — картина «Великий гражданин», обе серии.

Щукин в роли Ленина и Ромм¹²⁴ за картины «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», два человека на одну премию.

Козинцев и Трауберг¹²⁵ — за трилогию «Юность Максима», «Возвращение Максима» и «Выборгская сторона».

¹²⁶ за картину «Депутат Балтики».

Довженко¹²⁷ — за картину «Щорс».

Чиаурели¹²⁸ — за картину «Великое зарево».

Герасимов¹²⁹ — за картину «Учитель».

Кроме того, отдельно баллотируется картина «Чапаев», режиссеры С. и Г. Васильевы¹³⁰, для которой испрашивается дополнительная, шестая премия.

В. Я. (читает):

Поэзия: Асеев — «Маяковский начинается», Тычина¹³¹ — «Чувство единой семьи», Янка Купала — «От сердца» (л. 163), Твардовский — «Страна Муравия», Самед Вургун¹³² — «Свободное вдохновение», Леонидзе — «Детство вождя», Бажан¹³³ — «Бессмертие», Чиковани¹³⁴ — стихи, Маркиш¹³⁵ — «Великий перелом», Наири Зарьян¹³⁶ — «Царицынская эпопея».

А. А. :

Самед Вургун проходит по драматургии, у него больше шансов там, я думаю, здесь его не надо ставить на голосование.

Чиковани и Леонидзе могут быть оставлены, но, может быть, оставить только Леонидзе, как более крупного.

И Бажана снять, потому что Тычина рекомендуется секцией.

Таким образом, я рекомендую снять Самеда Вургуна, Чиковани и Бажана.

В. Я. (читает):

Проза: Шолохов — «Тихий Дон», Сергеев-Ценский — «Севастопольская страда», Лео Киачели — «Гвади Бигва», Ванда Василевская — «Пламя на болотах», Катаев — «Белеет парус одинокий», Панферов — «Бруски», Яновский «Всадники» (л. 164).

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 2, лл. 163, 164.

***

Заседания счетной комиссии
по баллотированию кандидатов
на соискание Сталинских премий 1940 г.
в области литературы и искусства.

4-го января 1941 г.

Присутствовали: И. М. Москвин, В. А. Веснин, Е. М. Кузнецов и секретариат Комитета.

1. Перед вскрытием двух опечатанных счетной комиссией урн с бюллетенями было установлено, что печати на обеих урнах целы.

3. При подсчете поданных бюллетеней было установлено, что число бюллетеней соответствует количеству голосовавших членов Комитета.

4. При подсчете голосов оказалось: (л. 59) <...>

По разделу литературы

а) проза

1. Шолохов «Тихий Дон». 31 голос (тридцать один).

«Севастопольская страда». 29 голосов (двадцать девять).

3. Лео Киачели. «Гвади Бигва». 23 голоса (двадцать три).

4. Василевская. «Пламя на болотах». 6 голосов (шесть).

5. Катаев. «Белеет парус одинокий». 2 голоса (два).

6. Панферов. «Бруски». 1 голос (один).

«Всадники». 0 голосов (ноль) (л. 60 об.).

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 5, лл. 59, 60 об.

***

1940 г.

Список кандидатов
на премию имени Сталина

— «Пламя на болотах».

Катаев — «Белеет парус одинокий».

Лео Киачели — «Гвади Бигва».

Панферов — «Бруски».

Сергеев-Ценский — «Севастопольская страда».

— «Тихий Дон».

Яновский — «Всадники» (л. 70).

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 5, л. 70.

***

Список членов Комитета
по Сталинским премиям при СНК СССР
,
получивших бюллетени 4/1—1941 г.

1. Александров А. В.

2. Александров Г. Ф.

3. Асеев Н. Н.

5. Большаков И. Г.

6. Веснин В. А.

7. Гаджибеков У.

8. Герасимов А. М.

10. Грабарь И. Э.

11. Гольденвейзер А. Б.

12. Гулакян А. К.

13. Гурвич А. С.

15. Корнейчук А. Е.

16. Кузнецов Е. М.

17. Купала Янка

18. Меркуров С. Д.

20. Малдыбаев А.

21. Мордвинов А. Г.

22. Москвин И. М.

23. Мухина В. И.

25. Насырова Халима

26. Немирович-Данченко Вл. И.

27. Самосуд С. А.

28. Симонов Р. Н.

30. Толстой А. Н.

31. Фадеев А. А.

32. Хорава А. А.

33. Храпченко М. Б.

35. Шапорин Ю. А.

36. Чиаурели М. Э.

37. Шолохов М. А.

38. Эрмлер Ф. М.

[Лица под № 4, 7, 12, 20, 25, 34, 37 не расписались в получении бюллетеней].

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 5, лл. 73, 73 об.

Список членов Комитета
по Сталинским премиям при СНК СССР
,
опустивших бюллетени 4 января 1941 г.

1. Александров А. В.

2. Александров Г. Ф.

3. Асеев Н. Н.

5. Большаков И. Г.

6. Веснин В. А.

7. Гаджибеков У.

8. Герасимов А. М.

10. Грабарь И. Э.

11. Гольденвейзер А. Б.

12. Гулакян А. К.

13. Гурвич А. С.

15. Корнейчук А. Е.

16. Кузнецов Е. М.

17. Купала Янка

18. Меркуров С. Д.

20. Малдыбаев А.

21. Мордвинов А. Г.

22. Москвин И. М.

23. Мухина В. И.

25. Насырова Халима

26. Немирович-Данченко Вл. И.

27. Самосуд С. А.

28. Симонов Р. Н.

30. Толстой А. Н.

31. Фадеев А. А.

32. Хорава А. А.

33. Храпченко М. Б.

35. Шапорин Ю. А.

36. Чиаурели М. Э.

37. Шолохов М. А.

38. Эрмлер Ф. М.

[Лица под № 4, 7, 12, 20, 25, 34, 37 не опустили бюллетени в ящик для голосования].

РГАЛИ, ф. 2073, оп 1, ед. хр. 5, лл. 74, 74 об.

Протокол
заключительного пленарного заседания

в области литературы и искусства.
14 января 1941 года.
МХАТ СССР им. Горького.

Присутствовали: С. Д. Меркуров, С. М. Михоэлс, А. Г. Мордвинов, И. М. Москвин, В. И. Мухина, Н. Я. Мясковский, С. А. Самосуд, Р. Н. Симонов, И. Я. Судаков, А. Н. Толстой, А. А. Фадеев, М. Б. Храпченко, Ю. А. Шапорин, Ф. М. Эрмлер.

1. Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства, выполняя постановление Совнаркома СССР, опубликованное в печати 12 января с. г., провел дополнительно два пленарных заседания, на которых рассмотрел все кандидатуры, предложенные секциями и отдельными членами Комитета.

В результате подытоживающего работу Комитета тайного голосования

На Сталинские премии выдвигаются:

(По каждому разделу кандидатуры перечисляются в порядке, соответствующем числу полученных голосов) (л. 3). <...>

:

а) проза:

1. Шолохов Михаил Александрович, орденоносец, Депутат Верховного Совета СССР («Тихий Дон», роман в четырех книгах (1940).

2. Сергеев-Ценский Сергей Николаевич, орденоносец («Севастопольская страда», эпопея в трех томах (1940) (л. 13).

3. Лео Киачели /Шенгелая Леон Михайлович/ орденоносец («Гвади Бигва», повесть (1938) (л. 14). <...>

Председатель Комитета Вл. И. Немирович-Данченко, зам. председателя Комитета А. Довженко. Члены Комитета: А. Корнейчук, А. Фадеев, С. Меркуров, Ю. Шапорин, А. Гольденвейзер, С. Михоэлс, И. Грабарь, Ф. Эрмлер, А. Мордвинов, В. Мухина, А. Герасимов, А. Толстой, А. Гурвич, Н. Асеев, Янка Купала, В. Веснин, И. Судаков, А. Александров.

Верно: Секретарь Комитета

(О. С. Бокшанская) (л. 16).

РГАЛИ, ф. 2073, оп. 1, ед. хр. 5, лл. 3, 13, 14, 16.

¹ Постановление Совета народных комиссаров Союза ССР об учреждении премии и стипендии им. Сталина // «Правда», Москва, 1939. 21 декабря. № 351. С. 2.

² Молотов (наст. фам. Скрябин Вячеслав Михайлович) (1890—1986) — государственный и политический деятель. Председатель Совета народных комиссаров СССР (1930—1941).

³ Хломов Михаил Дмитриевич (1905—1945) — государственный деятель. Секретарь Экономического совета, управляющий делами СНК СССР, начальник Главного управления сельскохозяйственного машиностроения Наркомата минометного вооружения.

⁴ Постановление Совета народных комиссаров Союза ССР об учреждении премий имени Сталина по литературе // «Правда», Москва, 1940. 2 февраля. № 32. С. 1.

⁵ —105. Это постановление с небольшими изменениями было опубликовано в газете «Правда» за подписью ТАСС. См. в «Совнаркоме Союза ССР» — «Правда». 1940. 2 апреля. № 92. С. 1. Текст Постановления Совета народных комиссаров СССР, утвержденный В. Молотовым и М. Хломовым 25 марта 1940 г., без изменений был опубликован в сб. «Собрание постановлений и распоряжений Правительства Союза Советских Социалистических республик». Москва, 1940. № 7. 21 апреля. С. 197—198.

⁶ «Правда». 1940. 2 апреля. № 92. С. 1.

⁷ Немирович-Данченко Владимир Иванович (1858—1943) — режиссер, писатель, педагог, теоретик театра, один из основателей МХАТа. Народный артист СССР (1936). Лауреат Сталинской премии (1942, 1943).

⁸ Глиэр Рейнгольд Морицевич (1874/75—1956) — композитор, дирижер, педагог, музыкальный деятель. Лауреат Сталинской премии (1946, 1948, 1950).

⁹ М. А. Шолохов, заместитель председателя Комитета по Сталинским премиям в области литературы и искусства и член секции литературы, ввиду большой занятости не присутствовал ни на одном заседании Комитета, секции и не принимал участия в голосовании по выборам кандидатов на Сталинскую премию.

— действительный член АН СССР (1939). Лауреат Сталинской (1941), Ленинской (1960) и Нобелевской (1965) премий.

¹⁰ Довженко Александр Петрович (1894—1956) — кинорежиссер, писатель, сценарист. Народный артист РСФСР (1950). Один из основоположников советской кинематографии. Лауреат Сталинской (1941, 1949) и Ленинской премий (присуждена посмертно в 1959 г.).

¹¹ Асеев Николай Николаевич (1889—1963) — поэт. Лауреат Сталинской (1941) и Ленинской (1962) премий.

¹² Александров Георгий Федорович (1908—1961) — философ. Специализировался в области зарубежной истории, философии и социологии. Выпускник МИФЛИ (1932). В 1938—1941 гг. возглавлял в МИФЛИ кафедру истории философского факультета. С 1940 по 1947 гг. работал в ЦК ВКП(б). В 1947—1954 гг. — директор Института философии АН СССР. Министр культуры СССР (1954—1955). В 1955—1961 гг. работал в Институте философии и права АН БССР. С 1961 г. — проф. Белорусского государственного университета. Действительный член АН СССР (1946).

¹³ Александров Александр Васильевич (1883—1946) — композитор, хормейстер. Автор песни «Священная война» (сл. В. И. Лебедева-Кумача), музыки Государственного гимна Советского Союза (Российской Федерации). Народный артист СССР (1937). Лауреат Сталинской премии (1942, 1946).

¹⁴ —1957) — казахская певица, одна из создателей казахского оперного искусства.

Сценическую деятельность начала в 1930 г. В 1934—1957 гг. выступала на сцене Казахского театра оперы и балета. Народная артистка СССР (1936). Лауреат Сталинской премии (1948, 1949).

¹⁵ Большаков Иван Григорьевич (1902—1980) — экономист, кандидат искусствоведения. Управляющий делами СНК СССР, председатель Комитета по делам кинематографии при СНК СССР, министр кинематографии, 1-й зам. министра культуры, заместитель председателя Государственного комитета СМ СССР по культурным связям с зарубежными странами, позже на научной работе в Институте технической эстетики.

¹⁶ Веснин Виктор Александрович (1882—1950) — архитектор.

¹⁷ Грабарь Игорь Эммануилович (1871—1960) — живописец и историк живописи.

¹⁸ —1961) — пианист, композитор, педагог, общественный деятель. Основатель одной из крупных отечественных школ фортепьянной музыки. Народный артист СССР (1946). Лауреат Сталинской премии (1947).

¹⁹ Герасимов Александр Михайлович (1881—1963) — живописец, педагог. Председатель Оргкомитета Союза советских художников (1939—1954), президент Академии художеств СССР (1947—1957), действительный член Академии художеств СССР (1947). Лауреат Сталинской премии (1941, 1943, 1946, 1949).

²⁰ Гурвич Абрам Соломонович (1897—1962) — литературный и театральный критик.

²¹ Гаджибеков Узеир Абдул Гусейн оглы (1885—1948) — азербайджанский композитор, музыковед, педагог. Народный артист СССР (1938). Лауреат Сталинской премии (1941, 1946).

²² Гулакян Армен Карапетович (1899—1960) — режиссер. На сцене с 1918 г. С 1927 г. работал в театре им. Сундукяна (Ереван). Народный артист Армении (1940). Лауреат Сталинской премии (1946, 1950).

²³ —1955) — композитор. Народный артист РСФСР (1950). Лауреат Сталинской премии (1941, 1951).

²⁴ Купала Янка (псевд., наст. имя и фам. Иван Доминикович Луцевич; 1882—1942) — белорусский поэт. Печататься начал в 1905 г. Сборники стихов: «Жалейка» (1908), «Гусляр» (1910), «Дорогой жизни» (1913); поэмы: «Извечная песня» (1908), «Сон на кургане» (1910), «Могила льва» (1913), «Над рекой Оресой» (1933), драма «Разоренное гнездо» (1913), пьеса «Здешние» (1924). Сб. «Белоруссии орденоносной» (1937). За сб. стихов «От сердца» (1940) удостоен Сталинской премии в 1941 г.

²⁵ Кузнецов Евгений Михайлович (1899/1900—1958) — театровед, автор работ по истории русского и советского цирка и эстрады. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1939).

²⁶ Корнейчук Александр Евдокимович (1905—1972) — украинский драматург, государственный деятель. Действительный член АН СССР (1943). Герой Соц. Труда (1967). Лауреат Сталинской (1941, 1942, 1943, 1949, 1951) и Ленинской (1960) премий.

²⁷ Луппол Иван Капитонович (1896—1943) — философ, эстетик, литературовед. Директор Института мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР (1935—1940). Действительный член АН СССР (1939). Писал работы по истории философии, эстетики и литературы.

²⁸ —1953) — скульптор. Автор памятников «Пламя революции» (1922—1923), «Крестьянка» (1927), «Рабочий и колхозница» (1935—1937; для советского павильона на Всемирной выставке, 1937 г. в Париже). Народный художник СССР (1943), действительный член Академии художеств СССР (1947). Лауреат Сталинской премии (1941, 1943, 1946, 1951, 1952).

²⁹ Меркуров Сергей Дмитриевич (1881—1952) — скульптор-монументалист. Народный художник СССР (1943), действительный член Академии художеств (1947). Лауреат Сталинской премии (1941, 1951).

³⁰ Малдыбаев Абдылас Малдыбаевич (1906—1978) — композитор, певец. Общественный деятель. В соавторстве с В. А. Власовым и В. Г. Фере участвовал в создании первых киргизских опер: «Айчурек» (1939), «Манас» (1946). Автор государственного гимна Киргизской ССР (1946). Народный артист СССР (1939), депутат Верховного Совета 1-го созыва; депутат Верховного Совета Киргизской ССР 2—4 созывов.

³¹ Мордвинов (псевд., наст. фам. Мордвишев) Аркадий Григорьевич (1896—1964) — архитектор. Президент Академии архитектуры СССР (1950—1955). Вице-президент Международного союза архитекторов (1953—1957). Лауреат Сталинской премии (1941, 1949).

³² Москвин Иван Михайлович (1874—1946) — актер театра и кино. Народный артист СССР (1936). Депутат Верховного Совета (1937—1946). Лауреат Сталинской премии (1943, 1946). Брат М. М. Тарханова.

³³ —1948) — актер, режиссер, педагог, общественный деятель. Народный артист Республики (1935). Народный артист СССР (1939). Лауреат Сталинской премии (1946).

³⁴ Мясковский Николай Яковлевич (1881—1950) — композитор, педагог, музыкальный критик, общественный деятель. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1926). Народный артист СССР (1946). Доктор искусствоведения (1940). Лауреат Сталинской премии (1941, 1946 — дважды, 1950, 1951 — посм.).

³⁵ Насырова Халима (1913—2003) — узбекская певица. В 1930—1939 гг: — солистка Узбекского музыкально-драматического театра, с 1939 по 1985 гг. — Узбекского театра оперы и балета. Выступала и как концертная певица. В 1979—1986 гг. вела педагогическую деятельность. Народная артистка СССР (1937). Лауреат Сталинской премии (1942, 1951) и Государственной премии Узбекской ССР (1968).

³⁶ Самосуд Самуил Абрамович (1884—1964) — дирижер. Руководитель оперно-симфонического оркестра Всесоюзного радио (1954—1957). Народный артист СССР (1937). Впервые в СССР поставил (1939) оперу М. И. Глинки «Иван Сусанин». Лауреат Сталинской премии (1941, 1947, 1952).

³⁷ Симонов Рубен Николаевич (1899—1968) — актер, режиссер и педагог. Народный артист СССР (1946). Лауреат Сталинской (1943, 1947, 1950) и Ленинской (1967) премий.

³⁸ —1969) — режиссер, актер, педагог. Народный артист РСФСР (1938). Лауреат Сталинской премии (1942, 1951).

³⁹ Толстой Алексей Николаевич (1882/83—1945) — писатель, общественный деятель. Депутат Верховного Совета (1937—1945). Действительный член АН СССР (1939). Лауреат Сталинской премии (1941, 1943, 1946 — посм.).

⁴⁰ Фадеев Александр Александрович (1901—1956) — писатель и общественный деятель. 1946—1954 гг. — генеральный секретарь СП СССР, 1946—1956 гг. — депутат Верховного Совета СССР. Вице-президент Всемирного совета Мира. Лауреат Сталинской премии (1946).

⁴¹ Храпченко Михаил Борисович (1904—1986) — литературовед и общественный деятель. С 1939 по 1948 г. — председатель Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР, 1967—1986 гг. — академик-секретарь Отделения литературы и языка АН СССР. Член Президиума АН СССР. Президент Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы. Действительный член АН СССР (1966). Лауреат Ленинской (1974) и Государственной (1980) премий СССР.

⁴² Хорава Акакий Алексеевич (1895—1972) — актер и педагог. Народный артист СССР (1936). Депутат Верховного Совета СССР (1937—1958). Лауреат Сталинской премии (1941, 1943, 1946 — дважды, 1951).

⁴³ —1974) — кинорежиссер, сценарист, общественный деятель. Народный артист СССР (1948). Лауреат Сталинской премии (1941, 1943, 1946, 1947, 1950). Депутат Верховного Совета СССР (1937—1954).

⁴⁴ Черкасов Николай Константинович (1903—1966) — актер, общественный деятель. Лауреат Сталинской (1941, 1946, 1950, 1951 — дважды) и Ленинской (1964) премий. Депутат Верховного Совета СССР (1950—1958).

⁴⁵ Шапорин Юрий (Георгий) Александрович (1887—1966) — композитор, педагог, общественный деятель. Народный артист РСФСР (1947). Народный артист СССР (1954). Лауреат Сталинской премии (1941, 1946, 1952).

⁴⁶ Эрмлер Фридрих Маркович (1898—1967) — кинорежиссер. Народный артист СССР (1948). Лауреат Сталинской премии (1941, 1946 — дважды, 1951).

⁴⁷ Шолохов М. «Тихий Дон». Четвертая книга. Москва: Гослитиздат, 1940. (См. Гура В. В. Михаил Александрович Шолохов. Биобиблиографический справочник. Саратов: Издательство СГУ, 1950).

⁴⁸ 

⁴⁹ Там же, л. 19.

⁵⁰ Там же, л. 18.

⁵¹ Там же, л. 21.

⁵² Там же, л. 22—23.

⁵³ 

⁵⁴ Архив РАН, ф. 379, оп. 1, ед. хр. 58, л. 3.

⁵⁵ Покровский Михаил Михайлович (1868/69—1942) — языковед и литературовед. Профессор Московского университета (1894—1930). Действительный член АН СССР (1929). Помимо творчества римских писателей, изучал связи античной литературы с европейской: «Пушкин и римские историки», «Пушкин и античность». Книга Покровского «История римской литературы» в 1940 г. выдвигалась на Сталинскую премию Ученым советом ИМЛИ, однако работа над ней затянулась и она была издана лишь в 1942 г., поэтому Сталинской премии он не был удостоен.

⁵⁶ Пономарев Леонид Ипполитович (1885—1963) — литературовед. Специалист по истории древнерусской литературы и русской литературы XVIII века. К. ф. н. 1935 г. Работал в Институте мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР с 1938 года. С 1940 по 1948 г. и. о. директора института.

⁵⁷ Гудзий Николай Каллиникович (1887—1965) — литературовед. В 1938—1947 гг. заведовал Отделом древнерусской литературы в Институте мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР. В 1945—1952 гг. руководил Отделом русской литературы, а в 1952—1961 гг. — Отделом древней украинской литературы в Институте литературы им. Т. Г. Шевченко АН УССР. Принимал участие в издании Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого. Действительный член Академии наук Украины (1945).

⁵⁸ —1984) — литературовед. С 1938 г. работал в Институте мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР. Многие работы Благого посвящены жизни и творчеству А. С. Пушкина. Он автор работ о писателях XVIII—XX веков (А. Д. Кантемир, Д. И. Фонвизин, Г. Р. Державин, В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. В. Гоголь, А. А. Фет, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, А. А. Блок, А. Н. Толстой, М. А. Шолохов).

Под редакцией Благого выходили академич. собр. сочинений — А. С. Пушкина, В. Г. Белинского, А. И. Герцена и др. авторов. Член-корреспондент АН СССР (1953). Лауреат Сталинской премии (1951).

⁵⁹ Козьмин Борис Павлович (1888—1958) — историк и литературовед, занимался изучением русской классической литературы. Работал в Институте мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР.

⁶⁰ Морозов Василий Васильевич (1899—?) — филолог. В 30-е годы работал в Институте мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР в качестве директора, ст. н. с. Государственного музея Л. Н. Толстого. 1942—1946 гг. — служба в рядах Красной армии. С 1946 г. в аспирантуре ИМЛИ. В 1947 г. отчислен из аспирантуры согласно личной просьбе, после работал в Издательстве Академии наук СССР.

⁶¹ Сведения о С. Л. Симовском обнаружить не удалось.

⁶² —1962) — литературовед. Работал в Институте мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР с 1938 г., сначала в должности ученого секретаря Института, а с ноября 1940 г. в должности ст. н. с. Специализировался в области истории советской литературы. К. ф. н. (1941).

⁶³ Соболевский Сергей Иванович (1864—1963) — филолог-классик. 1934—1941 гг. — проф. исторического факультета МГУ. 1941—1950 гг. — проф. МГПИ. 1942—1956 гг. — проф. филологического факультета МГУ. С 1944 по 1963 г. зав. сектором античных литератур Института мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР. Автор более 200 научных работ по древнегреческому и латинскому языкам; член-корреспондент АН СССР (1928). Д. ф. н. (1938). Переводил Лисия, Ксенофонта, Теренция и др. авторов.

⁶⁴ Сведения о Е. Гальпериной обнаружить не удалось.

⁶⁵ Сведения о З. Г. Гринберге обнаружить не удалось.

⁶⁶ Горнунг Борис Владимирович (1899—1976) — филолог. В ИМЛИ с 1938 по 1949 г.: сектор античной литературы (1938—1942), и. о. ученого секретаря Института (1943—1948), 1944—1946 гг. — зав. отделом аспирантуры. 1938—1941 гг. по совместительству преподавал древние языки в МИФЛИ и Городском педагогическом институте. К. ф. н. (1946).

⁶⁷ —1978) — филолог-классик. С 1940 г. ст. научный сотрудник Института мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР. С 1963 г. заведующий сектором-группой «Наследие античной литературы». Автор трудов по классической филологии, переводчик сочинений греческих и римских писателей.

⁶⁸ Белкина Нина Петровна (1910—1951) — литературовед. Окончила 2-й Московский государственный университет в 1930 г. С 1937 по 1942 г. работала в Институте мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР. Сначала в музее Горького, позже в Секции по изучению жизни и творчества А. М. Горького. В 1942—1946 гг. — служила в Красной армии. С 1946 г. снова в ИМЛИ. Автор книги «В творческой лаборатории Горького» (Москва, «Советский писатель», 1940). Докторская диссертация «Горький-романист» (1948).

⁶⁹ Евнина Елена Марковна (1910—1998) — литературовед. Выпускница Института красной профессуры (1937). Сотрудник Института мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР (сектор зарубежной литературы: 1938—1970). Автор работ по истории французской литературы (эпоха Возрождения, XIX и XX вв.).

⁷⁰ Сведениями об аспирантке Гильдиной мы не располагаем.

⁷¹ Зелинский Корнелий Люцианович (1896—1970) — литературовед, критик. С 1939 по 1969 г. — сотрудник Института мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР. Автор работ по истории советской литературы и литературе народов СССР.

⁷² 

⁷³ Там же. Л. 134.

⁷⁴ Там же.

⁷⁵ Там же.

⁷⁶ Там же. Л. 137.

⁷⁷ «Об учреждении премии и стипендии имени Сталина» было принято 20 декабря 1939 года. Опубликовано в газете «Правда». 21 декабря 1939 г. № 351. С. 2.

⁷⁸ РГАЛИ, ф. 2073, оп. 3, ед. хр. 1, л. 25—28.

⁷⁹ Лебедев-Полянский Павел Иванович (наст. фам. — Лебедев, псевд. — Валериан Полянский; 1881/82—1948) — литературовед, критик. Главный редактор изданий: «Пролетарская правда» (1918—1921), «Творчество» (1922), «Литературная энциклопедия» (1934—1939). Директор Главлита (1921—1930). Ответственный редактор серии сборников «Литературное наследство» (1934—1948). Заместитель академика-секретаря ОЛЯ АН СССР (1939—1948). Директор Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР (1937—1948). Проф. МГУ (1923—1929) и Академии общественных наук при ЦК ВКП(б) (1946—1948). Действительный член АН СССР (1946).

⁸⁰ Энгель Николай Альбертович (1892—?). В 1911 году поступил в Петербургский университет, из которого за участие в студенческих беспорядках в 1912 году был исключен. Поступил в Психоневрологический институт, но в 1915 году был арестован за принадлежность к партии большевиков и сослан в Сибирь на три года. Освобожден из ссылки в 1917 году. После возвращения из ссылки работал помощником секретаря в газете «Правда» (Петроград, 1917—1918), помощником редактора «Известий Петроградского совета» (1918), главным редактором в Российском телеграфном агентстве (1918—1925), заведующим Ленинградским областлитом (1927— 1930), заведующим сектором художественных фильмов на Ленинградской кинофабрике (1930—1932), председателем правления издательства «Время» (1932—1934). 1933—1934 гг. — ученый секретарь Института русской литературы АН СССР. С 1934 года работал в Москве: в Профиздате (1934—1935), издательстве АН СССР (1935—1936). 1937—1939 гг. — Н. А. Энгель ст. референт Отделения общественных наук АН СССР. С 1939 по 1941 гг. — ученый секретарь Отделения литературы и языка АН СССР.

⁸¹ РГАЛИ, ф. 2073, оп. 3, ед. хр. 1, л. 24.

⁸² —1948) — секретарь дирекции МХАТ, личный секретарь Вл. И. Немировича-Данченко. В МХАТе работала с 1919 по 1948 г. Сестра Елены Сергеевны Булгаковой, жены М. А. Булгакова. Перепечатывала для МХАТа обе редакции пьесы «Дни Турбиных».

⁸³ Виленкин Виталий Яковлевич (1911—1997) — литературовед, переводчик. В 1933 г. окончил Московский институт новых языков. Доктор искусствоведения. Заслуженный деятель искусств РСФСР. Автор книг о: Вл. И. Немировиче-Данченко (1941), И. М. Москвине (1946), В. И. Качалове (1962), «Амадео Модильяни» (1970).

⁸⁴ Ю. А. Шапорин был удостоен в 1941 г. Сталинской премии первой степени за симфонию-кантату «На поле Куликовом».

⁸⁵ Оратория М. В. Коваля «Емельян Пугачев» не была отмечена Сталинской премией.

⁸⁶ Г. Н. Леонидзе был удостоен в 1941 г. Сталинской премии второй степени за поэму «Детство вождя», опубликованную в 1939 году.

⁸⁷ «Маяковский начинается», опубликованную в 1940 году.

⁸⁸ Книга С. П. Щипачева «Стихи» (1940) в 1941 г. не была отмечена Сталинской премией.

⁸⁹ Книга стихов М. Ф. Рыльского «Сбор винограда» в 1941 г. не была отмечена Сталинской премией.

⁹⁰ Книга стихов А. С. Малышко «Жаворонки» в 1941 г. не была отмечена Сталинской премией.

⁹¹ С. Н. Сергеев-Ценский был удостоен в 1941 г. Сталинской премии первой степени за роман «Севастопольская страда», опубликованный в 1939—1940 гг.

⁹² «Пламя на болотах» не был в 1941 г. отмечен Сталинской премией.

⁹³ Четвертая книга романа М. А. Шолохова «Тихий Дон» была удостоена в 1941 г. Сталинской премии первой степени.

⁹⁴ Роман И. Л. Ле «Украина» в 1941 г. не был отмечен Сталинской премией.

⁹⁵ Роман Мир Джалала Пашаева «Манифест молодого человека» в 1941 г. не был отмечен Сталинской премией.

⁹⁶ Книга М. И. Фетисова «Джамбул Джабаев» в 1941 г. не была отмечена Сталинской премией. В области литературной критики Сталинской премии первой степени был удостоен в 1941 году И. Э. Грабарь за книгу «Репин», опубликованную в 1937 году.

⁹⁷ «Ханлар» в 1940 г. была выдвинута на Сталинскую премию его пьеса «Вагиф», которая и была в 1941 г. отмечена Сталинской премией второй степени.

⁹⁸ Вместо пьесы в «Степях Украины» А. Е. Корнейчука в 1940 г. были выдвинуты на Сталинскую премию две другие его пьесы — «Платон Кречет» и «Богдан Хмельницкий», за которые драматург в 1941 г. получил Сталинскую премию первой степени.

⁹⁹ Сторожев — герой романа Н. Е. Вирты «Одиночество» (1935).

¹⁰⁰ Возможно, имеется в виду устный отзыв Горького.

¹⁰¹ До 1940 года роман М. А. Шолохова «Тихий Дон» издавался в Латвии один раз: Шолохов Михаил. Тихий Дон. Рига: изд.<ательство> «Ориент», тип. Д. Апта, 1931. 334 стр., тираж 2500. (См. Абызов Ю. Русское печатное слово в Латвии 1917—1944 гг. Биобиблиографический справочник. Stanford, 1991, часть IV. С. 359.) Рецензии, о которых говорит Вирта, были написаны на советские издания романа М. А. Шолохова.

¹⁰² 

¹⁰³ Речь идет об отрывке из «Письма В. И. Ленину с Южного фронта» И. В. Сталина от 15 октября 1919 г. Впервые напечатано в газете «Правда» в 1929 г. (21 декабря. № 301). Этот отрывок приводился во всех изданиях «Тихого Дона» до 1953 года. См., например: Шолохов Мих. Тихий Дон. Москва: «Советский писатель», 1947. Кн. 4. С. 213—214.

¹⁰⁴ В трактате «Что такое искусство?» Л. Н. Толстого мысли Н. Н. Асеева соответствуют три цитаты: «Искусство имеет целью заражать людей тем чувством, которое испытывает художник». «Художник, если он настоящий художник, передал в своем произведении другим людям то чувство, которое он пережил».

«Если произведение хорошо, как искусство, то независимо от того, нравственно оно или безнравственно, — чувство, выражаемое художником, передается другим» (Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. М., 1951. Т. 30. С. 118, 123).

¹⁰⁵ Неточная цитата. В оригинале:

«Хлеборобом хочешь в поле,
А идешь бандитом»

См. Багрицкий Эдуард.
«Избранные стихи». М.:
Федерация, 1932. С. 38.

¹⁰⁶ «цитата» является пересказом отрывка черновой заметки к роману Л. Н. Толстого «Война и мир» (См. Толстой Л. Н. ПСС. Т. 13. М.: ГИХЛ, 1949. С. 238—239). Отрывки из черновых

рукописей романа «Война и мир» публиковались в журналах и использовались исследователями в своих работах до 1941 г.

¹⁰⁷ А. С. Гурвич излагает общую концепцию статей В. И. Ленина о Л. Н. Толстом.

¹⁰⁸ Церера — в древнеримской мифологии богиня земледелия и плодородия.

¹⁰⁹ 20 декабря 1940 года Совет Народных Комиссаров Союза ССР принял постановление «Об изменениях порядка присуждения Сталинских премий по науке, изобретениям, литературе и искусству». «Во изменение постановления СНК СССР от 20 декабря 1939 года, для 1940 года, как итогового в отношении достижений предыдущих лет, — сообщалось в документе, — Сталинские премии присуждать не только за выдающиеся работы 1940 года, но и за работы последних 6—7 лет.

а) по 3 премии первой степени за выдающиеся работы в области науки и искусства в размере 100 тыс. рублей каждая и по 5 премий второй степени в размере 50 тысяч рублей каждая».

Здесь вновь перечислялись конкретные области науки и искусства, имеющие право быть отмеченными премией. Литература выделялась в отдельный пункт, в котором говорилось, что в области литературы за выдающиеся произведения устанавливаются по три премии в размере 100 тысяч рублей каждая: три — по поэзии, три — по прозе, три — по драматургии, три — по литературной критике.

В заключительном пункте постановления предполагалось: «Предложить Комитету по Сталинским премиям в области науки и изобретательства и Комитету по Сталинским премиям в области литературы и искусства представить свои предложения на утверждение Совнаркома СССР к 15 января 1941 года, в соответствии с настоящими изменениями порядка присуждения Сталинских премий».

Постановление было опубликовано в газете «Правда» 12 января 1941 г.

21 декабря 1940 года на имя академика-секретаря Отделения литературы и языка АН СССР пришла телефонограмма следующего содержания: «СНК СССР удвоил сумму Сталинских премий, увеличив число премированных до 220. К премированию представляются законченные работы 1935 г. Срок представления работ в Комитет по Сталинским премиям через соответствующие отделения АН СССР установлен — 5 дней. Прошу срочно довести до сведения Ваших Институтов это Постановление и представить материал к указанному сроку.

Председатель Комиссии по Сталинским премиям при СНК СССР

Академик Бах».

(Архив РАН, ф. 397, оп. I, ед. хр. 58, л. 20).

Присутствовали: Н. К. Гудзий, М. И. Серебрянский, Д. Д. Благой, Н. П. Белкина, М. М. Юнович, Б. П. Козьмин, Т. Л. Мотылева.

В протоколе экстренного совещания лаконично сообщалось:

«Слушали: О дополнительном выдвижении кандидатур на Сталинскую премию.

Постановили: В дополнение к выдвинутым ранее работам (М. Шолохов — «Тихий Дон», М. М. Покровский — «История римской литературы») выдвинуть следующие произведения:

«Севастопольская страда»

В. Василевская. «Земля в ярме» и «Пламя на болотах»

Джамбул Джабаев. «Песни и поэмы»

А. Твардовский. «Страна Муравия»

С. Липкин. Перевод «Джангара»

«Витязя в тигровой шкуре» Руставели

Ученый секретарь:

Т. Л. Мотылева».

(Архив РАН, ф. 397, оп. I, ед. хр. 58, л. 21).

Фамилия Твардовского и его поэма в тексте протокола (авторизованная машинопись) были зачеркнуты. А. Т. Твардовский был удостоен тем не менее в 1941 г. Сталинской премии второй степени за поэму «Страна Муравия», опубликованную в 1936 г.

¹¹⁰ 

¹¹¹ Л. М. Киачели был удостоен в 1941 г. Сталинской премии второй степени за роман «Гвади Бигва», опубликованный на грузинском языке в 1938 г. и на русском языке в 1939 г.

¹¹² В. П. Катаев не был удостоен в 1941 г. Сталинской премии.

¹¹³ Ф. И. Панферов не был удостоен в 1941 г. Сталинской премии.

¹¹⁴ И. Ильф и Е. Петров не были удостоены в 1941 г. Сталинской премии.

¹¹⁵ «Петр I».

¹¹⁶ В. В. Иванов не был удостоен в 1941 г. Сталинской премии.

¹¹⁷ Ю. И. Яновский не был удостоен в 1941 г. Сталинской премии.

¹¹⁸ М. С. Ордубады не был удостоен в 1941 г. Сталинской премии.

¹¹⁹ Д. Р. Бергельсон не был удостоен в 1941 г. Сталинской премии. Его роман «У Днепра», или «На Днепре» («Бам Днепр») был закончен в 1940 году.

¹²⁰ 

¹²¹ В. И. Мурадели не был удостоен в 1941 г. Сталинской премии.

¹²² Сведениями об этом человеке мы не располагаем.

¹²³ Ф. М. Эрмлер был удостоен в 1941 г. Сталинской премии второй степени за фильм «Великий гражданин» (1-я и 2-я серии), вышедший в 1938 и 1939 годах.

¹²⁴ Б. В. Щукин и М. И. Ромм были удостоены в 1941 г. Сталинской премии первой степени за кинокартины: «Ленин в Октябре», вышедшую в 1937 году, и «Ленин в 1918 году», вышедшую в 1939 году.

¹²⁵ «Юность Максима», «Возвращение Максима», «Выборгская сторона», вышедшие в 1935—1939 гг.

¹²⁶ А. Г. Зархи и И. Е. Хейфиц были удостоены в 1941 г. Сталинской премии второй степени за кинокартину «Депутат Балтики», вышедшую в 1937 г.

¹²⁷ А. П. Довженко был удостоен в 1941 г. Сталинской премии за кинокартину «Щорс», вышедшую в 1939 г.

¹²⁸ М. Э. Чиаурели был удостоен в 1941 г. Сталинской премии первой степени за кинокартину «Арсен», вышедшую в 1937 г., и «Великое зарево», вышедшую в 1938 г.

¹²⁹ С. А. Герасимов был удостоен в 1941 г. Сталинской премии второй степени за кинокартину «Учитель», вышедшую в 1939 г.

¹³⁰ «Чапаев», вышедшую в 1934 году.

¹³¹ П. Г. Тычина был удостоен в 1941 г. Сталинской премии первой степени за сборник стихов «Чувство единой семьи», опубликованный в 1938 году.

¹³² См. прим. № 97.

¹³³ М. Бажан не был удостоен в 1941 г. Сталинской премии.

¹³⁴ С. И. Чиковани не был удостоен в 1941 г. Сталинской премии.

¹³⁵ 

¹³⁶ Н. Зарьян не был удостоен в 1941 г. Сталинской премии.

Вступительная статья,
научная подготовка текста,
публикация и примечания В. А. Александрова.