"Автора!"
КТО-ТО из шолоховской свиты вызвался подсказать патрону, в чем своеобразие романа «Тихий Дон». И с тех пор нобелевский лауреат охотно повторял, что, обращаясь к эпохе гражданской войны, все писали о борьбе красных с белыми, а он, напротив, – о борьбе белых с красными.
Казаков, стало быть, Михаил Шолохов мог называть белыми, хотя в «Тихом Доне» казаки белых не жалуют и себя к ним, естественно, не причисляют. Да и красным разница очевидна. «Не то белые прорвались, не то казаки восстали», – говорит, например, сообразительный следователь из ревтрибунала.
Катастрофическое несовпадение того, что было известно о Шолохове, с тем, каким представлялся читателям «Тихого Дона» его автор, плодило упорные слухи о плагиате. Случалось, их подпитывали сами шолоховские апологеты. Как-то Натан Эйдельман возбужденно рассказывал о недавней книге Сергея Семанова. Она обнаруживала в «Тихом Доне» неправдоподобно обширные, живые и точные свидетельства о мировой войне, на которой Шолохов, разумеется, не был и быть не мог.
– Это удушение в объятиях, – восклицал историк. – Ясно, что речь должна идти об очень крепком соавторстве.
Первая попытка разобраться с авторством «Тихого Дона», основываясь на анализе его текста, принадлежит Ирине Медведевой-Томашевской. В романе, по ее наблюдениям, сосуществуют два совершенно различных начала – авторское и соавторское. Автор выступает самобытным художником, творцом, соавтор – обработчиком, публицистом, агитатором. Оставив соавторство за Шолоховым, на роль автора исследовательница предложила самого известного и любимого на Дону из прежних казачьих писателей – Федора Крюкова.
Шолохова, конечно, тотчас спросили о Крюкове – и он ответил, что Крюкова не читал.
Книга Медведевой-Томашевской «Стремя "Тихого Дона"» вышла посмертно в Париже в 1974 году с предисловием Александра Солженицына. Теперь, 22 года спустя, она открыла первый том независимых исследований текста романа в серии «Загадки и тайны "Тихого Дона"», объявленной самарским издательством «P. S. пресс».
В этом же томе напечатана статья Солженицына «По донскому разбору» о «Поднятой целине»(«И нас хотят убедить, что этим же самым пером воздвигнут и "Тихий Дон"?»), помещены заметки З. Бар-Селлы «"Тихий Дон" против Шолохова» с поразительной догадкой, что могильный курган в «Поднятой целине» связан с памятью о генерале Корнилове, а значит, попал сюда, скорее всего, из рукописей «Тихого Дона», представлена обширная работа А. и С. Макаровых «К истокам "Тихого Дона"»...
ему ничего не стоило повторяя красного главкома Антонова-Овсеенко, назвать Каледина наказным атаманом, как если бы его назначило правительство. Но Каледин стал первым после двухвекового перерыва выборным атаманом – за него проголосовал войсковой круг. Впрочем, встречается у Шолохова и такой сугубо мичуринский фрукт, как «выборный наказной атаман». По-нашему, по-нынешнему – два в одном. Зато из одного Гундоровского Георгиевского полка, упомянутого атаманом Красновым, Шолохов ухитрился сделать два – Гундоровский и Георгиевский.
Ошеломляющие результаты дало изучение боевого пути Григория Мелехова на германской войне. Оказалось, что вместе со своим 12-м Донским полком он в одно и то же время участвует в боях на севере – в Восточной Пруссии и на юге – в Галиции. Похоже, в известном нам тексте «Тихого Дона» механически соединены две его редакции – «прусская» и «галицийская».
Чтобы полк Григория попал в Восточную Пруссию, хутор Татарский должен был принадлежать к юрту станицы Усть-Медведицкой. Там, видимо, и завязывалось поначалу действие «Тихого Дона», его «прусской» редакции. Однако из-за Вешенского восстания 1919 года, которое в конце концов стало центральным событием романа, хутор Татарский пришлось перетащить вплотную к Вешенекой. А вешенские казаки воевали в Галиции. Значит, «прусскую» редакцию должна была заменить «галицийская».
Если принять эту версию, а она у Макаровых основательно проработана, то к 1919 году большая часть «Тихого Дона» уже была написана. Шолохову в это время шел 14-й год.
Казалось, атаку на Шолохова должна сорвать или хотя бы ослабить книга Льва Колодного «Кто написал "Тихий Дон"» (М., «Голос», 1995). Московский журналист нашел в частном архиве – ни больше ни меньше – рукописи первых двух томов «Тихого Дона», нашел там, где оставил сам Шолохов, и подробно о них рассказывает.
Но Шолохов, зная, что они в полной сохранности, почему-то продолжал твердить, что весь его архив погиб во время войны.
Что же представляют собой найденные рукописи: свидетельство творчества или результат переписки? Поскольку никому, кроме Колодного, они не доступны, ожидалось, что он широко покажет их в своей книге. Но не тут-то было! На всю книгу приведен обрезанный сбоку и снизу фрагмент одной-единственной страницы. И написана она как раз рукой жены Шолохова.
... Разговаривают двое суровых мужчин. И один все время жалуется, как на приеме у кардиолога:
– ... сердце на части разрывается...
– Сердце... будто тупым ножом режут...
– ... сердце будто кто-то плоскогубцами сжал...
– ... и на сердце тошно...
– Оборвалось у меня сердце... И еще о том же, и еще:
– ... сердце уже не в груди, а в глотке бьется...
– ... сердце в груди чуть не выскакивает.
– ... сердце сжалось в комок и никак не разжимается.
– ... оно у меня закаменело от горя...
– ... сердце у меня раскачалось, поршня надо менять...
А другой в ответ признается: «И вдруг. словно мягкая, но когтистая лапа сжала мне сердце...» Вы уже догадались, что все это – из «Судьбы человека».
«И нас хотят убедить, что этим же самым пером воздвигнут и "Тихий Дон"?»