Русский вестник 17.05.2005
Михаил Шолохов защитил себя сам
К 100-летию со дня рождения Шолохова …
Имя Михаила Шолохова впервые прозвучало в 1923 г. с появлением его первых рассказов в печати. Когда он приступил к роману "Тихий Дон" - самому грандиозному произведению в его творчестве, ему шел всего 21-й год.
До сих пор кое-кого смущает: как, мол, творчески малоопытный юноша мог справиться с такой эпопеей; да, он был, бесспорно, очень одарен, но, проживая далеко от столицы с ее кипучей литературной жизнью, все же не имел высшего образования, у него не было литературной "выучки"...
Вряд ли надо долго объяснять: отсутствие диплома о "верхнем" образовании и столичной выучки - еще не свидетельство необразованности и отсутствия высокой художественной культуры: вспомним, сколько в русской литературе "необразованных" классиков - и Л. Толстой, и Лермонтов, и Горький, и Есенин...
Между тем, как свидетельствуют биографические сведения, учиться Миша Шолохов начал довольно рано: ему не было и шести лет, когда обеспеченные родители наняли ему лучшего в станице домашнего учителя Тимофея Тимофеевича Мрыхина. Потом он учился в начальном училище хутора Каргинского, а три года спустя в частной московской гимназии, где круг предметов был очень широк и многообразен. "Обязательным был Закон Божий. "Тихий Дон" не мог написать человек не ведающий о вечных библейских заповедях", - отмечает И. Жуков (Иван Жуков. Он всаживал свой характер в Григория и Аксинью... - Комсомольская правда, 2000, 5 янв., с. 9).
В декабре 1924 г. в газете "Молодой ленинец" появляется рассказ Шолохова "Родинка", отмеченный ярким драматизмом и острейшим накалом страстей. Затем рассказы посыпались, как из рога изобилия, иногда по два-три в месяц. Несомненно, они написаны были раньше. В начале мая 1926 г., в свет выходит шолоховский сборник "Донские рассказы", о котором первый ценитель юного дарования А. Серафимович писал: в литературу пришел писатель огромной творческой мощи, своими корнями уходящий в прекрасную фольклорную стихию...
"Тихий Дон" замышлялся автором скромно - как историко-хроникальное повествование о революции и гражданской войне на Дону. Но "свободная даль романа" повела гениального писателя значительно дальше: получилась подлинно историческая эпопея. Американский исследователь Дж. Пилкингтон отмечал: в эпопее "Тихий Дон" Шолохов достиг "слияния личной и общественной жизни. Это талантливейшее изображение человеческих характеров и судеб, через которые преломляются исторические события" (См.: Материалы советско-американского симпозиума "Михаил Шолохов и Уильям Фолкнер". - Дон, 1987, N 5, с. 132).
.
.. Автору этих строк довелось переписываться и общаться со старейшим журналистом Петром Гавриленко, который одним из первых слушал из уст Михаила Шолохова отрывки второй книги "Поднятой целины" и романа "Они сражались за родину", немало дней и ночей провел вместе с писателем у казахстанских озерных берегов, глубоких омутов Урала, беседуя после охоты, рыбной ловли о литературе, искусстве, жизни. Обо всех этих встречах поведал П. Гавриленко в книге, которая нынче стала раритетом: "Михаил Шолохов - наш современник" (Алма-Ата, 1982). По жанру это психологический дневник-размышление, раздумья о гражданской миссии выдающегося художника. Ситуации, в которых показан Шолохов, заурядны, будничны. Но именно в них исчерпывающе раскрывается его неповторимая индивидуальность. Гостеприимство, радушие, готовность к шутке, незлой, веселой ухмылке - неизменные качества души Шолохова. Приведу лишь один эпизод из этой книги. Отец журналиста Шевченко, простой русский крестьянин, читает "Тихий Дон". "... Он вдруг захлопнул книгу, швырнул на стол очки и громко сказал:
- Ну чого? Чого йому не повирылы?! Вин уже-ж умотався... Гришка-то весь истлив душою, вин тильки и думав, що за плуг, землю, за дитэй своих..."
Автор книги кончил читать.
"- Ну что, как ты смотришь на заметки Шевченко? - спросил Михаил Александрович... - По-моему, старик прав...
Большие светло-голубые глаза писателя затуманились. Бросив в пепельницу еще дымящуюся недокуренную сигарету, он достал из пачки новую, вышел из комнаты" (С. 162)
Заключая рассказ об этом эпизоде, П. Гавриленко делает вывод: "Никто не отнимает у критиков права по-своему подходить к разбору литературного произведения, высказывать свое мнение и оценку. Но эти заключения должны быть достаточно убедительно обоснованы... А чтобы глубже разобраться во всем этом и сделать правильные выводы, необходимо понять и учесть мнение читателей, особенно читателей из социальной среды, о которой написано произведение, в данном случае - сельского читателя..." (С. 163).
ЛОЖЬ О ПЛАГИАТЕ
Как только стали печататься главы третьей книги "Тихого Дона", где прямо названы и обвинены в пресловутом "расказачивании" Троцкий и его пособники, враждебно настроенная к Шолохову рапповская ("пролетарская") критика сразу попыталась дискредитировать писателя. Исходя из тенденциозной, вульгарно истолкованной теории "классовой борьбы", а в сущности - из яростной русофобии, "неистовые ревнители" (выражение выдающегося историка советской литературы С. И. Шешукова) припомнили Шолохову, что родом-то он "не пролетарий", из купечества и, стало быть, в отличие от них - "пламенных революционеров", никакой не вершитель, а "попутчик" революции...
Незадолго до своей смерти М. А. Шолохов вспоминал, что отец его Александр Михайлович, коммерсант, женился на красавице-сироте, горничной, будущей матери Миши Анастасии Даниловне, вопреки воле своего родителя Михаила Михайловича. Перед революцией Александр Михайлович был управляющим в крупном торговом доме, но после великих потрясений в октябре 1917-го остался что называется на бобах и пополнил ряды сельских пролетариев. Так что Михаил Александрович и впрямь был не "чистым" пролетарием по роду-племени, да и казаком, как говорится, "наполовину"... Что ж с того? Писатель, как никто другой, глубоко проник в души и характеры донских казаков, подобно Л. Толстому (повесть "Казаки"), мастерски отобразил их быт, культуру, нравы, трагические судьбы на крутом изломе исторических потрясений. Увы, критикам-русоненавистиикам - Зонину, Лелевичу, Авербаху, Родину, устроившим разносные наскоки на роман "кулацкого защитника" Шолохова, были чужды и малопонятны правдивые образы таких героев, как Григорий Мелехов, Кошевой и другие казаки.
стали "уточнять аргументы": автором "Тихого Дона" мог быть донской писатель Федор Крюков. Началась многолетняя, беспрецедентная по своему цинизму, облыжная травля, серьезно подорвавшая здоровье Шолохова.
"Знаменитый писатель нашего времени тов. Шолохов в своем романе допустил ряд грубейших ошибок и неверных сведений... Но разве из этого следует, что "Тихий Дон" - никуда не годная вещь?" (том 12, с. 12).
Надо заметить, что творчество Шолохова не всегда было понутру Сталину. Вот, например, его отзыв о "Поднятой целине":
- При его способностях Шолохов мог написать шире и лучше. Главный недостаток "Поднятой целины", да и вообще произведений Шолохова, тот, что отрицательные типы у него слишком ярки - ярче положительных. К тому же у него преувеличенное любование всем казацким... И довольно однообразная тематика...
А что же Шолохов? К чести писателя, он никогда не впадал ни в апологетику, ни в разносную критику вождя. "Первенство - приоритет Шолохова в том, что он первым стал говорить не об особенностях характера Сталина, там более - клинических. Шолохов пресекал поползновения на гробокопательство при имени Сталина и очернения ради очернительской моды, конъюнктуры ради. Случайно ли в романе о Сталине такие слова: "Предвзятость - плохой советчик. Во всяком случае, мне кажется, что он надолго останется неразгаданным не только для меня". Надолго неразгаданным... И ведь не ошибся Шолохов в этом предвидении. Прошли десятилетия - уж сколько возможностей соскребывать Сталина со скрижалей истории, а что взамен? Так до сих пор и нет полной правды о том, кто с 1924 года диктаторствовал в стране и оказывал влияние на мир" (Валентин Осипов. Непокорный до самой смерти. - Дон, 1995, N 5-6, с. 67-68).
"Да, был культ. Но - была и личность!.."
НАХОДКА НЕ СЕНСАЦИОННАЯ - ЗАКОНОМЕРНАЯ
Читатели всего мира признали "Тихий Дон" шедевром, а Шолохова выдающимся художником слова ХХ столетия. Однако завистливые недоброжелатели не угомонились и после Великой Отечественной войны, особенно после получения Шолоховым Нобелевской премии. Первым на этот раз выступил А. Солженицын в 1965 году. Его сильно раздражало то, что "осенью сунули и Нобелевскую премию в палаческие (!) руки Шолохова", затем этот писатель активно поддерживал клевету целого ряда диссидентов и чужестранцев, которые вспомнили и Крюкова, и других "соавторов" Шолохова...
Между тем автор "Тихого Дона" признавал, что в описании гражданской войны он творчески использовал мемуары как белых генералов, так и большевистских комиссаров (в начале 20-х годов прошлого века доступ к ним был в Советской России свободным). Так же поступал Л. Н. Толстой в романе "Война и мир", да и сам Солженицын в своем многостраничном "Красном колесе", но последний повторял неустанно враждебных критиков в книге мемуаров "Бодался теленок с дубом". Он поддерживал пасквили И. Томашевской ("Стремя "Тихого Дона") и Роя Медведева ("Куда течет "Тихий Дон"), вышедшие в Париже и Лондоне. У этих супругов нашлись последователи в России и за рубежом.
Известный шолоховед Ф. Г. Бирюков писал автору этих строк: "На ваш вопрос об источниках, которыми пользовался М. А. Шолохов при написании романа "Тихий Дон", я могу сказать: достоверно известно, что он знал "Очерки Русской смуты" А. И. Деникина (сам писатель говорил об этом). Пользовался материалами белогвардейской периодики. Указание на это вы найдете в книге В. Гуры "Как создавался "Тихий Дон". Видимо, какие-то фактические материалы мог брать писатель из журнала "Донская волна" и газеты "Донские ведомости", издававшихся в Новочеркасске. Самое же главное - личные наблюдения людей, которые его окружали, и свои собственные. Судьба М. А. Шолохова сложилась так, что он очень много мог наблюдать, ему не надо было что-то перенимать. Донская область не столь велика. Связи со станицами и Новочеркасском были постоянными. Все новости быстро подхватывались, распространялись" (Бирюков Ф. Г. Письмо к В. А. Юдину, 1990, 1 янв.).
одна рукопись сохранилась в Институте русской литературы, ее обнаружил критик Л. Колодный. Таким образом в руки друзей попал веский аргумент. Но недоброжелатели и после этого не успокоились, продолжали гнусную клевету о "плагиате". Дело дошло до того, что в Швеции стали изучать текст романа при помощи средств электроники. Современная беспристрастная техника безапелляционно подтвердила: и "Тихий Дон", и "Поднятую целину", и "Судьбу человека" писало одно и то же лицо - М. А. Шолохов. Однако яростно продолжали шельмовать писателя (уже покойного) и Солженицын, и журнал "Новый мир" во главе с редактором Сергеем Залыгиным (в этом издании с его благословения в номерах 5, 6 и 11 печаталось обширнейшее "исследование" супругов Макаровых, которые пошли дальше своих предшественников-клеветников: они утверждали, будто "Тихий Дон" сочинили десятки авторов, а Шолохов, мол, сделал монтаж из разрозненных частей мемуаров). Все это было бы смешно, если бы не было так грустно...
Не стану продолжать рассказ об этой вакханалии. Не исключаю, что и нынче, в канун замечательного юбилея Шолохова, появятся еще какие-либо злобные, очернительские выдумки. Скажу только, что перманентные нападки на Шолохова оказали дурное влияние на отдельных учителей словесности, критиков и литературоведов вузов, историков отечественной словесности. Зловредные антишолоховские пассажи, к сожалению, проникают в учебные пособия и справочники. В энциклопедическом словари (1995 г.) Шолохову отведено весьма скромное место, а "Тихому Дону" и вовсе несколько строк, в то же время рядом с ним большой материал о Шоломе Алейхеме занимает в три раза больше места. Нынче не только школьники, но и студенты филологических факультетов вузов зачастую не читают "Тихого Дона", поскольку это произведение включено в списки для так называемого "альтернативного" прочтения, а иные досужие наставники скептически относятся к шолоховскому гению...
... Недавно обнародована долгожданная весть: многолетний поиск рукописи "Тихого Дона" увенчался закономерным успехом (некоторые журналисты почему-то назвали это "сенсацией"). В Союзе писателей России состоялось общественное представление рукописи великого романа (855 страниц), большая часть которой выполнена М. Шолоховым, а другая - рукой Марии Петровны, жены писателя (тогда у Шолоховых еще не было пишущей машинки).
Лет пятнадцать назад стало известно, в том числе и на Старой площади, в аппарате Президента СССР, что рукописи первых двух книг вовсе не исчезали, находятся в Москве. Хранители архива через посредника сообщали наверх; что готовы продать рукописи за валюту. Но сумма выкупа смутила М. С. Горбачева. На многие годы вопрос повис в воздухе. Лишь одна "инстанция" - научная - не унималась, с великими упорством шла к цели. Это Институт мировой литературы имени А. М. Горького, его директор, член-корреспондент Академии наук России Феликс Феодосьевич Кузнецов. Именно он после долгих поисков с научной дотошностью и многотерпеньем вычислил адрес держателя архивов Шолохова.
Найденные черновики "Тихого Дона" - живые свидетельства авторской мысли - еще раз подтвердили неоспоримое авторство Шолохова. Спекулятивные разговоры о "плагиате" потерпели сокрушительное поражение,
"Характеризуя идейно-художественное своеобразие "Тихого Дона", отдельные авторы считают современным восприятием романа только такое: это произведение о "трагической истории донского казачества" в "трагической истории русской революции". Не ограничиваем ли мы этим рамки эпического романа? Не скатываемся ли к "областничеству" "Тихого Дона", в чем долго упорствовали А. Фадеев и даже М. Горький? Мне кажется, ближе к истине те, кто утверждает, что на страницах шолоховского "Тихого Дона" предстал ХХ век с его мировыми потрясениями, манящей перспективой социальных преобразований и трагической реальной жизни... Вот это и есть современное восприятие народной эпопеи" (Вокруг "Тихого Дона". - Ростов-на-Дону, 1998, с. 6-7).
В. Котовсков, на мой взгляд, верно угадал истинную причину нападок на М. Шолохова. "Кроме нашего легкомысленного небрежения, равнодушия к общенациональным ценностям есть и еще одна причина: дискутантов в спорах вокруг Шолохова интересует не столько литературная проблема, сколько политическая борьба. Последним по времени подтверждением всего этого является отсутствие всякой реакции в обществе на находку московского журналиста Л. Колодного - обнаружение черновых рукописей первых книг "Тихого Дона". Выходит, документы в пользу автора романа никому не нужны?! Нужна политическая схватка, неослабевающая конфронтация... Мол, не выходит что-то с "Тихим Доном" - перебросимся на "Поднятую целину". И опять не литературные, а политические обвинения..." (Там же).
МИХАИЛ ШОЛОХОВ - НАШ ЖИВОЙ СОВРЕМЕННИК
... Наступило время осмысления Шолохова в широком литературном и социально-нравственном контексте. Как ни парадоксально, наименее изучен у нас в этом плане - Шолохов. Нужен контекстовый подход: Шолохов и мировая литература ХХ века; Шолохов и историческая судьба России; Шолохов и русская национальная эстетика, культура, духовность; Шолохов и Православие...
Нынче Шолохов как лакмусовая бумажка: по тому, как ты относишься к нему, судят по праву, кто ты есть, что ты за человек, каких убеждений, какую исповедуешь нравственность, мораль, есть ли в тебе неколебимый русский корень или ты, как трава перекати-поле, подвержен любым космополитическим русофобским влияниям, чего писатель решительно не мог терпеть и против чего жестко выступал как в художественном творчестве, так и в блестящей, пламенной публицистике, во всей своей общественной деятельности.
"Поменьше пафоса! Поменьше пафоса!" Мы с предубеждением, а то и неприязнью относились к пафосу. Пафос, мол, показатель пустоты и празднословия, ложной возвышенности или причина корыстного отношения к делу... Думаю, надо коренным образом изменить отношение к пафосу: он ведь может быть и героическим, и драматическим, и сострадательно-трагическим, безудержно-комическим, как в "Поднятой целине" М. Шолохова. Пафос необходим, когда речь идет о Родине-России, о судьбе Отчизны, народа. Великому русскому поэту Ярославу Смелякову принадлежат прекрасные слова, сказанные не без пафоса: "Должны быть все-таки святыни в любой значительной стране".
Пафос героизма, святой жертвенности и сострадания изначально присутствовал в нашей литературе, чем она принципиально отличается от литературы Запада, воспевающей, как правило, культ золотого тельца, суперменства и фальшиво-показного рыцарства.
вообще. Новая, подлинно научная методология, освобождаясь от идеологического доктринерства, постепенно обретает силу, становится на ноги, ощущая под собой твердую национально-эстетическую почву, без чего немыслимо сколько-нибудь полно осознать сущность нашего миропонимания. На пути у нее еще немало серьезных препятствий, сопротивления со стороны носителей омертвевшего, закостенелого мышления, Вся борьба еще впереди. Но знаменательно: может быть, никогда ранее Шолохов не был таким живым, насущным, социально и духовно востребованным, каким является сейчас. В этом его уникальная животрепещущая единственность.
Владимир ЮДИН, профессор, доктор филологических наук, академик Петровской Академии наук и искусств, заслуженный работник высшей школы Российской Федерации, г. Тверь.