Я к вам пишу
Стилистический критерий служит первым инструментом анализа романа «Тихий Дон». Он равно применим как в ситуации войны (предыдущая главка), так и в дни мира. Обратимся, поэтому, к главе восемнадцатой части второй.
Начало главы посвящено описанию бабьих посиделок у соседки Коршуновых – родителей жены Григория Мелехова – Пелагеи. Присутствует здесь и сама жена Григория – Наталья. Один фрагмент привлекает наше внимание своей изощренной стилистикой:
«С трудом высидев до конца, она – Б. -С.) ушла, унося в душе неоформленное решение. Стыд за свое неопределенное положение (она все не верила, что Григорий ушел навсегда и, прощая, ждала его) толкнул ее на следующий поступок: решила послать тайком от домашних в Ягодное к Григорию, чтобы узнать, совсем ли ушел он и не одумался ли».
О литературных достоинствах такого текста говорить не приходится. Единственное, на что он похож, – это на начало двенадцатой главы из части третьей. Там, как мы помним, герой тоже «не мог найти в душе точку опоры» и погружался «в болезненные раздумья»; там же мы видели, что в «художественной части» (десятая глава) место «болезненных раздумий» заступает «нудная нутряная боль», а невозможность «найти в душе точку опоры» Григорий описывает еще более энергично: «хвораю через нево, гада, душой».
«Деланное оживление Натальи потухло искрой на ветру. Бабы перекинулись в разговоре на последние сплетни и пересуды. Наталья вязала молча».
А вот – абзац, непосредственно за нашим, отрывком следующий:
«Пришла она от Пелагеи поздно. В горенке сидел дед Гришака, читал затрепанное, закапанное воском, в кожаном переплете Евангелие. Мирон Григорьевич в кухне довязывал крыло к вентерю, слушая рассказ Михея о каком-то давнишнем убийстве. Мать Натальи, уложив детей, спала на печке, уставив в дверь черные подошвы ног. Наталья разделась, бесцельно прошлась по комнатам. В зале, в углу, отгороженном доскою, – ворох оставленного на посев конопляного семени и мышиный писк.
Она на минуту задержалась в дедовой горнице. Постояла у угольника, тупо глядя на стопку церковных книг, сложенных под образами.
– Дедуня, у тебя бумага есть?
– Какая бумага? – поверх очков собрал дед густую связку морщин.
– На какой пишут.
Дед Гришака порылся в Псалтыре и вынул смятый, провонявший затхлым канунным маслом и ладаном лист.
– А карандаш?
– У отца спроси. Иди, касатка, не мешайся.
Карандашный огрызок добыла Наталья у отца. Села за стол, мучительно передумывая давно продуманное, вызывавшее на сердце тупую ноющую боль.
Утром она, посулив Гетьку водки, снарядила его в Ягодное с письмом:
«Григорий Пантелеевич!
Пропиши мне, как мне жить, и навовсе, или нет, потерянная моя жизня? (...) Думала, сгоряча ты ушел, и ждала, что возвернешься, но я разлучать вас не хочу. Пущай лучше одна я в землю затоптанная, чем двое. Пожалей напоследок и пропиши. Узнаю – буду одно думать, а то я стою посередь дороги».
«психологическому» отрывку («неоформленное решение», «неопределенное положение», «толкнул ее на следующий поступок») теперь уже не исчерпываются стилистикой. Главное в том, что во фрагменте названо все то, что составляет движение фабулы в последующем тексте. Более того, в последующем тексте решение у Натальи постепенно формируется («бесцельно прошлась по комнатам», «постояла (...), тупо глядя на стопку церковных книг», и лишь после этого следует обращение к деду за бумагой), а фрагмент утверждает, что Наталья пришла в дом с готовым решением («решила послать (...) в Ягодное к Григорию»).
Противоречие здесь налицо, но оно снимается, если допустить, что как и в предыдущем случае в текст романа ошибочно включен план:
«неоформленное решение» |
«бесцельно прошлась по комнатам»; постояла (...), тупо глядя на стопку церковных книг». |
«стыд за свое неопределенное положение» |
«Села за стол, мучительно передумывая давно продуманное, вызывавшее на сердце тупую ноющую боль». |
«решила послать (...) к Григорию, чтобы узнать, совсем ли он ушел и не одумался ли» |
«Григорий Пантелеевич! Пропиши мне, как мне жить, и навовсе, или нет, потерянная моя жизня? Узнаю – буду одно думать...» |
Истинный порядок следования текста был, по всей видимости, не таким:
«... Наталья вязала молча» + «Психологический» фрагмент + «Пришла она от Пелагеи поздно...»
«забегает» вперед и весь порядок разрушает.
«психологический» фрагмент устраним и прочтем текст так, как будто фрагмента этого нет вовсе:
«Деланное оживление Натальи потухло искрой на ветру. Бабы перекинулись в разговоре на последние сплетни и пересуды. Наталья вязала молча.
Пришла она от Пелагеи поздно. В горенке сидел дед Гришака, читал затрепанное, закапанное воском, в кожаном переплете Евангелие».