• Приглашаем посетить наш сайт
    Куприн (kuprin-lit.ru)
  • Бар-Селла З.: "Тихий Дон" против Шолохова
    Записки врача

    Записки врача

    В августе 1914 года сотник Евгений Листницкий подал рапорт о переводе в действующую армию и получил назначение в один из казачьих полков. Сойдя с поезда на каком-то безымянном полустанке, Листницкий присоединился к походному лазарету, который и доставил его к месту расположения штаба полка. Врач лазарета – «большой багровый доктор» – «(...).

    – Чем объяснить эту несуразицу? – из вежливости поинтересовался сотник.

    – Чем? (...) Безалаберщиной, бестолковщиной, глупостью начальствующего состава, вот чем! Сидят там мерзавцы и путают. Нет распорядительности, просто нет здравого ума. Помните Вересаева «Записки врача»? Вот-с! Повторяем в квадрате-с. (...) Проиграем войну, сотник! Японцам проиграли и не поумнели. Шапками закидаем, так что уж там... – и пошел по путям, перешагивая лужицы, задернутые нефтяными радужными блестками, сокрушенно мотая копнастой головой!» (кн. 1, ч. З, гл. 14).

    – ошибка здесь обнаружена не нами, а С. Н. Семановым: «Известное произведение Вересаева «Записки врача» опубликовано было в 1901 году и никакого отношения к военным вопросам не имело. Его позднейшие книги – «Рассказы о войне» (1906) и «На войне» (1906–1907) как раз были посвящены критической оценке русско-японской войны, где автор побывал в качестве военного врача. Неточность в названии популярного тогда произведения очевидна».

    Ладно, неточность... А что было точным? Вот Семанов называет два вересаевских произведения. Какое из них по праву могло бы занять место «Записок врача»? Или оба сразу?

    По всей видимости, нам придется отвергнуть кандидатуру «Рассказов о войне». Вышедшие в более или менее полном виде через 8 лет после русско-японской войны – в 1913 году (4-й том полного собрания сочинений В. Вересаева), они, как можно судить по прессе, при появлении своем общественного ажиотажа не вызвали.

    Другое дело – очерки «На войне». Публиковавшиеся в сборниках товарищества «Знание» (№№ 17–20, 1907–1908), они уже в феврале 1908 года вышли отдельным изданием и возбудили живейший интерес. В. Линд («Русская Мысль», 1908, № 10) высоко оценил «правдивые воспоминания» Вересаева, рецензент «Русских Ведомостей» (1908, 22 июля) особо отметил наполняющий очерки «внутренний ужас, который, увы, не исчез с войной». Безусловное восхищение книгой выразил критик журнала «Современный Мир» Н. И. Иорданский, писавший, что Вересаев «сумел сделать из истории скитаний полевого госпиталя (...) историю великого национального страдания» (1908, № 8).

    Сравним с такой характеристикой очерков яростные жалобы доктора из «Тихого Дона»:

    «Ведь вы подумайте, сотник: протряслись двести верст в скотских вагонах для того, чтобы слоняться тут без дела, в то время как на том участке, откуда мой лазарет перебросили, два дня шли кровопролитнейшие бои, осталась масса раненых, которым срочно нужна была наша помощь (доктор с злым сладострастием повторил «кровопролитнейшие бои», налегая на «р», прирыкивая). (...) Сидят там мерзавцы и путают. Нет распорядительности, просто нет здравого ума. Помните Вересаева «Записки врача»? Вот-с! Повторяем в квадрате-с».

    Сказанного доктором вполне достаточно, чтобы на место «Записок врача» с уверенностью поставить книгу «На войне».

    И вот тут наступает самое интересное. Дело в том, что книга Вересаева не носила название «На войне», точнее – не только «На войне». Полное наименование книги было таким:

    В. Вересаев «На войне. 3аписки».

    Из чего следует, что два интеллигентных собеседника, встретившихся в августе 1914-го на безымянном полустанке, не ошибались, называя «Записками» известную, неоднократно переиздававшуюся разоблачительную книгу о состоянии русской военной медицины. Они друг друга прекрасно понимали:

    «Помните Вересаева «3аписки»? Вот-с! Повторяем в квадрате-с. (...) Проиграем войну, сотник! Японцам проиграли и не поумнели. Шапками закидаем. Так что уж там...»

    «Записки врача» были синонимами, а любые «Записки» рядом с именем Вересаева – только «Записками врача».

    Шолохов, понятно, поправку принял – ему-то было все едино.