21. Е. Г. Левицкой
31 июля 1929 г. Вешенская.
Вешенская.
31 июля.
Получил письмо, в котором Вы меня «разносите». Тронуло оно меня. Устыдился я и спешу скорее исправить ошибку и дать клятвенное обещание, что буду писать и часто и много. К Вам, Евгения Григорьевна, и ко всей Вашей чудесной семье я отношусь по-родственному, так что и Вы мне простите мой «грех» — молчание. Прошлое письмо я писал под тягостным впечатлением хлебозаготов<ительных> дел. Сейчас это сгладилось (в моей памяти), утихла и слава о делах алексеевских и пр., сколь надолго — не знаю. По всей вероятности, до осени, до обмолота. Кое-что из моего письма Вы не поняли или неправильно истолковали. Если я писал, что «теперь литературу побоку», то под этим не мыслил «уход» от литературы, дезертирство, а просто временное «оставление». Работал же я (это ведь Вас смущало?) в качестве ходатая, а не... бандита. И не от с/сов<ета>, а от себя. Приходит «дядя» — я ему пишу и даю совет. Причем должен оговориться: тем, кто сел на коней и пошел критиковать неумелых управителей саблей, я никаких советов не давал. На этот счет будьте спокойны.
Прошу прощения у дедушки за то, что не ответил на его т-мму. Уж очень с большим запозданием получил я ее. Сейчас туго работаю над 6 частью. А «Октябрь» меня осаждает. Что я им продался, что ли? Корабельников готов и недопеченное слопать. Блажен, кто вкусом не привередлив. Злят они меня очень. Три или четыре т-мы получил. Отписал, что пришлю не раньше сентября1. По-прежнему езжу. Письма и т-мы получаю так (когда — как приеду) на 10 и 12 день. Тут бы охотиться, бродить с собакой, глядеть зорями на дудаков, как они по косогорам пасутся, а тебя к письменному столу хотят приварначить.
В первых числах июля ездил в Ростов. Недавно только вернулся. Жара там вымотала меня, не чаял, когда уеду. И охота Вам ехать на крайний юг? Приезжайте в Вешки. Если уж нельзя на месяц, то хоть заезжайте на неделю. Слушайте, хорошую штуку я Вам советую! Заберите с собой дорогого деда, езжайте не через Харьков, а через Воронеж, в Миллерове сойдите, наймите тачанку и в Вешки. 150 в<ерст> степью — это ли плохо? Ходят у нас, как и у пр. порядочных людей, и авто 2 раза в неделю, кажется, по средам и субботам. Вы поживете неделю, покупаетесь в тихом Дону, перекочуете к морю, а дедок останется у меня и — боже ж мой! — какие бы мы дела сработали! Сколько мы дорог исходили бы, сколько ковылу истоптали — и не счесть! Ежели он ходить ленив — лошадь есть, дрожки рессорные. Соглашайтесь, дорогая Евгения Григорьевна! Телеграфом мне стукните, буду ждать. Если я в это время буду в Букановской (50 в.), то лишь получу т-му — мигом приеду. А то ехать к Вам на Черноморье из-за 2 дней. А Вам под дорогу. Стукните т-му, приедете или как2? Маргарите передайте спасибо за табак. Получил тогда ее открытку и табак. Курил и — как водится — ее вспоминал (из этого, разумеется, не следует, что сейчас не вспоминаю).
<унтов>.
У нас сейчас спокойно. О банде ни слуху ни духу, как в воду канула. ГПУ выдергивает казаков и ссылает пачками. Милостью ее (ГПУ) тишина и благодать.
С кем же останется Валя3? Или она тоже едет? Черкните письмишко. Хотел написать о многом, о постановке (должна же удасться она), но завтра мне в 3 утра выезжать в Каргинскую, есть такая станица на той стороне Дона, а сейчас 12, сижу, и перо падает из рук. Ночи короткие, и я хронически недосыпаю. Простите за бессвязь. Жду письмо.
Обнимаю всех вас, крепчайше жму руки. Да, «Кр<асных> дьяволят» у меня украли так быстро, что я и рисунки не успел посмотреть4
Ваш М. Шолохов.
Примечания
Впервые: «Знамя», 1987. № 10. С. 183—184.
Печатается по автографу (ИМЛИ).
1 «Октябрь» (январь — март) за 1929 г. были напечатаны начальные (I—XII) главы шестой части «Тихого Дона» (она составляет третью книгу). На этом публикация романа была прервана.
Почему и по чьей инициативе была приостановлена публикация — не сообщалось. В мартовском номере текст завершался обычной ремаркой «Продолжение следует», в рекламных анонсах в последующих номерах продолжало идти: «В 1929 г. в журнале будут напечатаны <...> М. Шолохов “Тихий Дон” (кн. 3)». Однако ряд обстоятельств свидетельствует, что к этому моменту начали обозначаться контуры противоречий, которые привели к острому конфликту между писателем и редакцией «Октября» в 1930—1932 гг.
Прежде всего Шолохов столкнулся с произволом редакции. В мартовском номере редакция самовольно сняла значительный кусок текста: была полностью купирована первая половина одиннадцатой главы («В конце ноября в Новочеркасске.... войскового хора песенников...»). Можно предположить, что редакцию не устроила не только эта сцена, но и наметившаяся линия развития образа главного героя. В ближайших последующих главах (XVI, XVII и др.) определилось то, что развитие событий привело Григория Мелехова не к вступлению в Красную армию, а напротив — к активному участию в Вешенском восстании. Именно вокруг того, что Шолохов «не сделал Григория Мелехова беольшевиком», разгорелось в дальнейшем основное столкновение писателя с редакцией «Октября» и руководством РАППа.
Документальные данные о взаимоотношениях Шолохова и редакции «Октября» в тот период весьма ограничены. В обширном архиве редакции журнала (РГАЛИ) переписка Шолохова с редакцией (критик Г. М. Корабельников, которого упоминает Шолохов, — штатный сотрудник редакции и член редколлегии журнала) отсутствует.
Рукопись переработанного продолжения этой части Шолохов представил в редакцию не в сентябре 1929 г., как он сообщал Е. Г. Левицкой, а в феврале 1930 г. На этот раз публикация была вновь задержана (см. письмо к А. С. Серафимовичу от 1 апреля 1930 г. и примеч. к нему).
2
3 —1928) — видного деятеля революции и Гражданской войны, жила в семье Левицких.
4 «Красные дьяволята» — революционно-приключенческая повесть П. А. Бляхина (1886—1961). Вероятно, имеется в виду издание: М.; Л.: ЗИФ, 1928. Оно было проиллюстрировано С. П. Лодыгиным.