46. Е. Г. и И. К. Левицким
Апрель 1932 г. Вешенская.
Дорогие Евгения Григорьевна, Игорь!
Заработался я в прах и еле по свету хожу... Эти два месяца, что называется, «ухандокали» меня. Ни единого «выходного» не было, вокруг меня одни и те же, страшно прискучившие мне люди (по «Т<ихому> Дону» вперемежку с новыми из этой раззлосчастной «Целины»); все они какие-то непохожие друг на друга, потрясающе разные... Тут и повстанцы, и колхозники, и белобандиты, и пр. Вы понимаете мое положение? Можете Вы, Евгения Григорьевна, посочувствовать мне, по какому-то недоразумению попавшему в этакое окружение? Нет, ей-богу обрыдло! Я сегодня отдыхаю, завтра буду отдыхать! И сегодня же решил смыть с себя позор молчания и написать Вам. А вот почему вы «вот, дескать, я работаю, а вы лодырничаете». Нет, нет! Но ведь, в частности, у Евг<ении> Григ<орьевны> как способствует писанию писем обстановка! В б<иблиоте>ке тихо, хорошо. Я бы век сидел, не вставая с того кожаного кресла, которое стоит около стола и в которое с удовольствием проваливаешься, когда садишься; век сидел бы, хорошие книжки читал и милостиво писал письма. А вот Вы, милая Евгения Григорьевна, так сказать, на закате лет очерствели сердцем и будете скоро (обязательно!) «брюзгой» и «человеконенавистницей». Про Игоря же и говорить нечего. Он — не он, — отрастил усы, так уж и нос вверх. Позор! Безобразие!
Свиреп я, как никогда! С тех пор, как уехал в январе из Москвы, — получил от Васьки-моргуна 1 письмо (и то лишь после того, как обложил его непотребными словами), от Феди Панферова обиженное письмо, от Саши Фадеева, — и все1. Ловко? Я еще не видел 1 № «Н<ового> мира», хотя читал, что должен он был выйти 6/II. На мои письма правооппортун<истическая> редакция (в лице этого злостного сангвиника Соловьева)2 молчит, журнал не высылает, денег не шлет... Евгения Григорьевна! С 5 № «Октября» я сызнова и по собств<енному> почину прекращаю печатание «Тих<ого> Дона». Зарезали они меня во 2 №, несмотря на договоренность. А я этак не хочу. Видимо, дело с печат<анием> 3 кн. придется всерьез отложить до конца 2 пятилетки3.
Но я работаю над ней (3 кн.) и летом кончу вчистую.
«Нов<ого> мира» и 2 № «Октября»? Не взяли ли Ваську Кудашева «под японца»4? И вообще о Москве напишите, о себе, Игоре. Если б я был хороший сын, то кого же Вы, Евгения Григорьевна, тогда прощали бы? А ведь прощать — это тоже усладительно.
Мария Петровна моя Вам кланяется. Она хворает, детвора из квасов не выходит, один я — как «твердокаменная скала», чуть покачнувшаяся.
Напишите. Всех обнимаю
Ваш М. Шолохов.
М. Ш.
<ан> Терентьевич? Передайте поклон от меня низенький ему и Маргарите.
Примечания
Впервые: «Знамя», 1987. № 10. С. 189—190.
Печатается по автографу (ИМЛИ). Датируется по помете адресата на автографе: «Апрель, 1932».
1
2 Соловьев Василий Иванович — журналист, дипломатический и партийный работник; в то время — член редколлегии «Нового мира» и одновременно — председатель правления ГИХЛа.
3 Публикация третьей книги романа была прервана в марте 1929 г. (см. примеч. 1 к письму № 21). В ходе развивавшегося конфликта с редакцией «Октября» Шолохов пытался прислушаться к критике, шел на уступки, публично даже брал на себя вину за задержку публикации. В мае 1930 г., выступая на читательской конференции в Ростове-на-Дону, он заявлял, что на его работе «сказывается влияние мелкобуржуазной среды», говорил, что «пытается бороться со стихией пацифизма», которая «проскальзывает» в романе, что он сам «недоволен последними частями романа». Но в то же время прочитал на конференции одну из наиболее трагических глав этой части, вызывавшую полное отторжение у рапповцев — сцену гибели Петра Мелехова, и заявил, что «третью книгу романа он закончит к осени этого года» («На подъеме», Ростов-на-Дону, 1930. № 6. С. 172).
Хотя редакция «Октября» в течение 1930 и 1931 года все время объявляла о продолжении публикации романа, она возобновилась лишь в январе 1932 г. В №№ 1—4 были напечатаны главы XIII—LIII (по современной нумерации глав), однако со значительными изъятиями и переделками. Так, были сняты: глава XXIII (поездка Петра Мелехова за телом расстрелянного свата и сцена оплакивания погибшего Мирона Коршунова, когда Петр привез его тело), вторая половина главы XXXIX (рассказ старовера о притеснениях казаков), в главе XX исчезли такие фразы как, например: «Посыпали хороших слов, и попер человек, как рыба на приваду», «Комиссара видел, весь в кожу залез, и штаны и тужурка, а другому и на ботинки кожи не хватает. Да ить это год ихней власти прошел, а укоренятся они, — куда равенство денется?» и т. п.
«Октября» публикация «Тихого Дона» была прервана. В очередном № 5/6 (май — июнь), в самом конце, петитом, без обозначения в оглавлении, были напечатаны три фрагмента со следующим редакционным уведомлением: «По техническим причинам (рассыпан набор) из № 1 и 2 в романе “Тихий Дон” М. Шолохова выпали следующие куски». Далее под заголовками «Конец XII главы», «Конец XXXI главы» и «Конец XXXIII главы» были напечатаны (в современной нумерации глав): первая половина XI гл. («В конце ноября в Новочеркасске..... войскового хора песенников»), заключительные абзацы гл. XXXII («В это время из “резерва” ..... и не увидишь их») и вторая половина гл. XXXIV («Следом выбегали соседи..... медленно скатилась по щеке»). Остальные купюры, сделанные редакцией в тексте, представлены не были.
7, 8 и 10 «Октября» за 1932 г. В том же 1932 г. Шолохов восстановил ряд купировавшихся мест при издании романа в Гослитиздате (см. письмо к А. Г. Митрофанову от 26 сент. 1932 г. и примеч. к нему).
4 В сентябре 1931 г. Япония начала захват Маньчжурии и к началу 1932 г. полностью ее оккупировала, тем самым японские войска вышли на границу с СССР.