60. П. К. Луговому
13 февраля 1933 г. Вешенская.
Дорогой Петя!
Не написал потому, что не было времени писать. Завтра еду в Москву. События в Вешках приняли чудовищный характер. Петра Красюкова, Корешкова и Плоткина исключили из партии, прямо на бюро обезоружили и посадили. Это 8-го. Сегодня семьи их сняли с довольствия, тем самым и ребят и семьи обрекли на физическое истребление, купить ничего нельзя, не говоря уж о хлебе, но даже картошки достать невозможно. Посадили <неразб.> израсходовав <неразб.> 600 ц. Израсходовали эти 600 ц. на снабжение Вешенской. Ты знаешь это дело. Кустари, учителя, ремесленники, служащие и пр. съели хлеб, а ребятам обещают высшую меру в том числе и в кашарской группировке. Людей сделали врагами народа. Дело столь серьезно, что, видимо (если возьмут широко), привлекут и тебя, и Лимарева. Короче, все мы оказываемся контрами. Я не могу снять и с себя ответственности, если так ставить вопрос. Выходит, что вы разлагали колхозы, гробили скот, преступно сеяли, а я знал и молчал. И для тебя вопрос стоит уже не о моральной ответственности, а о политической. Все это настолько нелепо и чудовищно, что я не подберу слов. Более тяжкого, более серьезного обвинения нельзя и предъявить. Нужно со всей лютостью, со всей беспощадностью бороться за то, чтобы снять с себя это незаслуженное черное пятно! Об этом я буду говорить в Москве — ты знаешь с кем. Дело ребят ведет Яковлев. Скрыпов на закрытом бюро предъявлял обвинение в преступном севе 1932 г. Истоки идут от хл<ебо>фур<ажного> баланса и весеннего сева. Надо сказать, что крайком соответ<ствующим> образом информирован уполн<омоченным> по Веш<енскому> р-ну и, по-моему, — не знает истинного положения вещей. Но после х/ф баланса там, разумеется, настроены по отнош<ению> к району весьма подозрительно. Упирается все это в то, что р-н не выполнил плана хлебозаготовок, несмотря на 4-кратные скидки. Сдано 34 000 тонн, надо сдать до плана еще несколько сот тонн. Семена не заготовили. Взято все, за исключением тех ям, которые не открыли. Из партии уже исключено около 300. Это до чистки, а завтра приезжает комиссия1. Район идет к катастрофе. Скот в ужасном состоянии. Что будет весной — не могу представить даже при наличии своей писательской фантазии. Знай одно: будет в тысячу раз хуже, чем в Вер<хне>-Донском р-не в 1931 г.
Не говоря уже о концентратах, семян собрано только 3/10 процента к плану. Выданный авансом на трудодни хлеб изъят до зерна. Большое количество людей пухлых. (Это в феврале, а что будет в апреле-мае?) Арестовано около 3 000 колхозников, более 1 200 хозяйств по р-ну выкинуто из домов. У 3 350 хозяйств изъят картофель и скот (коровы, овцы). Всего с начала кампании найдено хлеба в ямах и изъято из домов (тот, который держался открыто, натурчасть) 590 тонн. Исключено из колхозов более 2 000 хозяйств. Вот тебе картина накала. На правой стороне не осталось ни одного старого секр<етаря> яч<ейки>. Все сидят. Многих уже шлепнули, остальным — кому 10 лет, а кто еще ждет суда. Как получишь письмо — немедленно пиши в Москву мне. Адрес: Москва, Большая Дмитровка, проезд Художественного театра, дом 7/5, кв. 13, Кудашеву, для Шолохова. Шли спешным.
Как будто все. Очень спешу. Писать бросил. Не до этого. События последнего времени меня несколько одурили. Жду твоего письма. Ты-то согласен, что мы вели контррев<олюционную> работу? Ах, разъети их мать! Как вспомню, сколько сил и крови и нервов все мы расходовали на эти проклятые посевкампании, на все — и вот результат. Обидно до печенок. Корешков плачет навзрыд, как мальчишка. Петро убит, почернел весь. Черт знает, что делается! Этакого еще не видывали. Пиши тотчас же. В Москве пробуду недолго. Очень важно, чтобы твое письмо застало меня там. Что будем предпринимать? Нельзя же жить с этаким клеймом. Привет Лимареву. Жму руку.
13. II. 33.
Посылаю решение о ребятах2.
Примечания
Впервые: «Советский Казахстан», Алма-Ата, 1955. № 5. Май. С. 72—73 (в извлечениях; в ст.: Прийма К. «Шолохов в Вёшках»); полностью — в воспоминаниях П. К. Лугового (см. ниже).
«Копия получена из архива т. Шолохова». Данная копия имеет некоторые разночтения с оригиналом, не носящие принципиального характера (см. «Справедливость — газета российского движения за новый социализм». № 6. 14—28 мая 1998 г.).
Луговой Петр Кузьмич (1904—1965) — один из ближайших друзей писателя. В сентябре 1930 г. был избран секретарем Вешенского райкома ВКП(б) и тогда же познакомился с Шолоховым. Их дружеские отношения оставались неизменными все последующие годы. По личной просьбе в связи с состоянием здоровья летом 1932 г. переведен на работу парторгом ЦК одного из подразделений Северо-Кавказской железной дороги (г. Кропоткин, станция Кавказская). Через год, летом 1933 г. вновь возвращен в Вешенскую первым секретарем райкома. В начале июля 1937 г. исключен из партии и арестован. Находился в тюрьмах Ростова, Новочеркасска, Москвы. Освобожден 22 октября 1937 г. Решением КПК от 19 ноября 1937 г. восстановлен в партии. Вновь был избран первым секретарем Вешенского райкома. Оставался в этой должности до 1 января 1945 г. В дальнейшем — на различных партийных и советских должностях в г. Ростов-на-Дону. С 1953 г. — на пенсии.
Работе в Вешенской и дружбе с Шолоховым П. К. Луговой посвятил воспоминания «С кровью и потом... (из записок секретаря райкома партии)» — журн. «Дон», 1988. №№ 6—8.
Как сообщил Луговой, письмо было получено им не по почте. Его доставили на ст. Кавказская, где он в то время работал, специально приехавшие к нему П. Красюков и И. Корешков.
1 «О проведении чистки сельских парторганизаций Северо-Кавказского края» было принято 4 ноября 1932 г. Им определялось, что «чистка должна освободить партию от людей чуждых делу коммунизма, проводящих кулацкую политику, разложившихся, неспособных проводить политику партии в деревне. Вычищенных выслать как политически опасных» (Писатель и вождь. С. 142). Шолохов проходил чистку позже, в июле 1934 г. в соответствии с другим постановлением ЦК ВКП(б) (см. примеч. 2 к письму Е. Г. Левицкой от 15 января 1934 г.).
2