История одной фотографии
– Обратитесь, – разрешил командир.
– Здравствуй, корреспондент! Не узнаешь? – Пожилой, моих лет офицер протянул руку, называя меня запросто на «ты».
Я замялся:
– Не могу припомнить…
– Эх ты, а еще земляк. Комсомолию архангельскую помнишь? Ну вот… Ваську Трешникова не забыл?
Как мне было не помнить его? Но как он изменился! Не скажи он свою фамилию, мне бы и в голову не пришло, что передо мной весельчак, песенник и большой забияка Вася Трешников, непременный выдумщик и балагур. И, уже не спрашивая разрешения у полковника, мы обнялись и расцеловались. Полковник улыбался:
– Раз такое дело, давайте-ка завтракать. Садись, батальонный комиссар!
Во время завтрака друг моей юности рассказал, что после моего отъезда из Архангельска на учебу в Москву покинул Архангельск и он, Трешников. Был он долгое время в Сибири и на войну, в подмосковные леса попал с подразделением сибиряков. Он читал нашу газету, частенько видел там мою фамилию, поэтому знал, что я нахожусь в одной с ним армии, но встретиться со мной никак не удавалось. И вот я в части, где воюет батальонный комиссар Трешников.
Рассказывая о себе, он открыл свою полевую сумку и вытащил оттуда небольшую фотографию, пожелтевшую от времени, но очень еще отчетливую:
– Узнаешь?
Я взял фотографию в руки и ахнул:
– Да ведь тут друзья, комсомольцы двадцатых годов!
С фотографии улыбались три паренька. Первый – в кубанке и с трубкой в зубах – Михаил Шолохов. За его плечами не было еще ни «Тихого Дона», ни «Поднятой целины», поднявших впоследствии имя писателя до широкой мировой известности; вторым был Георгий Шубин – талантливый паренек из онежских лесов, уже много лет печатавшийся в Москве. На учебу в Москву он уехал из Архангельска на год раньше меня. Третьим, в клетчатой кепке, был я…
– Знаешь, эту фотографию я потерял в тридцатом году и не смог ее разыскать, – говорю я Трешникову. – А кто снимал – убей, не помню. Да как она к тебе попала?
– А в Сибири сталинградец один подарил ее мне. Может, помнишь Сашу Воропаева? Вы с ним на Сталинградском тракторном работали. А потом он к нам в Сибирь подался. Он мне честно сознался, что «упер» у тебя эту фотографию. Ну, я и выклянчил у него.
– Вот оно что!.. Ах ты, Саша, Саша, сталинградский дружок! Ну, Васька, тебе не отвертеться от меня: хочешь не хочешь, а фото это ты должен мне вернуть. Я дам фотографию нашему армейскому корреспонденту, попрошу переснять и вручу тебе копию.
– Коли так, – бери «путешественницу».
Так фотография снова очутилась у меня в руках. Не удалось мне дать моему товарищу копию с нее: вскоре в одном из боев он погиб. Давно умерли Шубин и Воропаев…
– редакция только что созданного нового молодежного журнала…
Я достаю из шкафа чудом сохранившийся первый номер этого журнала. На обложке – красные знамена в языках пламени. На фоне пламени и знамен название журнала: «Комсомолия». Литературно-художественный журнал МК РЛКСМ. № 1».
В первом номере: М. Шолохов – «Бахчевник», рассказ; Г. Шубин – «Из повести о юнрабселькоре»; И. Молчанов – «Стихи о Севере»; И. Владимирский – «Песня о Тане», поэма; В. Кудашев – «Тю-Тю», очерк – и фамилии других, начинавших тогда комсомольских писателей. Многих сейчас нет уже в живых…
Когда делался первый номер «Комсомолии», я исполнял в редакции обязанности секретаря. Учась в Государственном институте журналистики, я проходил тут практику.
На секретаре лежала обязанность принимать рукописи, править корректуру, составлять ведомость на гонорар и самому же быть кассиром. Секретарь редакции в те времена был, что называется, «и швец, и жнец, и на дуде игрец».
«кубанке» и в потертом пальто нараспашку. Он вытащил из бокового кармана рукопись и положил ее на стол. Это был рассказ «Бахчевник», под которым стояла подпись еще ничем не знаменитого автора: «М. Шолохов». Мы с А. Жаровым прочли рукопись и тут же отправили ее в набор.
Жили мы тогда, надо прямо сказать, не очень «сытно». На двенадцать рублей студенческой стипендии в месяц много не разживешься. Я настоял в издательстве, чтобы нам, авторам первого, не вышедшего еще в свет номера, дали аванс. Назавтра я выплачивал первый по номеру гонорар Шолохову, Шубину и – себе. Втроем мы плотно пообедали, а затем отправились в редакцию «Журнала крестьянской молодежи» на Воздвиженку. Здесь, во дворе редакции, «поймал» фотокорреспондент этого журнала и сфотографировал.
Кто был этот фотограф, я не запомнил. Забыл в дальнейшем и про фотографию, которую «взял на память» мой сталинградский дружок.
А после того как фотография нашлась, я уже с ней не разлучался. Я возил ее на дне моего армейского чемодана по странам, куда кидало меня суровое военное время. Теперь, в связи с наступающим сорокалетием нашего комсомола, я решил опубликовать это фото.
Примечания
Молчанов Иван Никандрович (1903–1984) – популярный поэт в 20-х годах, особенно после того, как за одно из стихотворений Молчанов подвергся жесткой критике со стороны Л. Авербаха и Маяковского. В защиту молодого поэта выступил А. М. Горький.
2 октября 1927 года Леопольд Авербах в статье «Новые песни и старая пошлость», опубликованной в «Комсомольской правде», писал: «Молчанов – поэт чрезвычайно маленький… Его поэтическая деятельность – отражение света, излучаемого Безыменским, Жаровым, Уткиным. Его пафос отдает фальшивой риторикой. Внутренняя бессодержательность молчановского творчества становилась и становится все более явной. Так рождается стихотворение «Свидание».
Горький в статье «О возвеличенных и «начинающих» резко упрекает Авербаха и его последователей в грубости по отношению к поэту, который имеет заслуги перед советской властью (красноармеец, получил ранение на фронте Гражданской войны), пусть, возможно, он и допустил творческую оплошность: «Я говорю «цензорам нравов»: к людям такого типа и «образования», каков Молчанов, должно быть установлено иное отношение, их надобно высоко ценить и заботливо учить, а не орать и не лаять на них» (Известия. 1928. 1 мая).
«Пошлость защищать не надо!», в которой обвинил Горького в непонимании сути дискуссии вокруг «Свидания» Ивана Молчанова, в том, что, дескать, без всякого основания претендует «на учительство и панскую непогрешимость» (На литературном посту. 1928. № 10. С. 13). «Резкий отпор следует давать всякой попытке защищать даже Молчанова», и так называемая «молчановщина» долго еще ходила в употреблении этих бездушных критиков рапповского толка.
К этому времени Иван Молчанов был уже автором нескольких сборников стихотворений: Борьба и сердце. М.: Новая Москва, 1925; Беглянка. М.: Госиздат, 1927; Жизнь улыбается. Тифлис, 1926 и др.