Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "О"

1. Сарнов Б. М.: Сталин и писатели. Сталин и Платонов. Сюжет четвертый. Третий тур

Входимость: 1. Размер: 161кб.

Часть текста: ТРЕТИЙ ТУР В конце июля или начале августа 1955 года Лидия Корнеевна Чуковская, побывав в Ленинграде, навестила Михаила Михайловича Зощенко. Вернувшись в Москву, она рассказала об этом своем визите Ахматовой, с которой в то время виделась постоянно. Сперва она упомянула об этом вскользь, мимоходом. Но Анна Андреевна потребовала от нее полного отчета. > Она выспрашивала все подробности: какая комната? Как он выглядит? Как и что говорит? Я постаралась ответить возможно точнее: Комната большая, опрятная, пустоватая... Михаил Михайлович неузнаваемо худ, все на нем висит. Самое разительное — у него нет возраста, он — тень самого себя, а у теней возраста не бывает. Таким, вероятно, был перед смертью Гоголь. Старик? На старика не похож: ни седины, ни морщин, ни сутулости. Но померкший, беззвучный, замороженный, замедленный — предсмертный. В молодости он разговаривал со всеми очень тихим голосом, но тогда это воспринималось как крайняя степень деликатности, а теперь в его голосе словно не осталось звука. Звук из голоса выкачан... Тут Анна Андреевна перебила меня: — Бедный Мишенька!.. Он не выдержал второго тура. ( (Лидия Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Том 2. М., 1997. Стр. 156) ) Она имела в виду новую волну репрессий, обрушившихся на Михаила Михайловича, после того как на встрече с английскими студентами он сказал, что не может согласиться с тем, что он трус и подонок, как назвал его в своем докладе Жданов. Это и был тот «второй тур», которого он не выдержал. А у Платонова после второго тура был еще третий. * * * Начало этой новой — уже третьей по счету — антиплатоновской кампании положила статья В....

2. Мазнин Д.: Об идее "Тихого Дона" и левом загибе т. Янчевского

Входимость: 1. Размер: 48кб.

Часть текста: Янчевского. По Янчевскому в романе все очень прямолинейно, все очень четко, все очень ясно: Шолохов — идеолог кулацкой части казачества и зарубежного казачьего дворянства, Шолохов яростно обосновывает право казачества на национальную обособленность, считает большевизм чужеродным для казачества телом, холуйски почтителен к белогвардейской своре и т. п. Ежели бы все было так прямолинейно, то, я уверен, что не один Янчевский, а тысячи Янчевских могли бы еще год назад вскрыть это и поднять протест против политически вредного, как утверждает сейчас Янчевский, романа. Остается только одно предположение: силой таланта Шолохова мы все, и массы читателей в том числе, были так загипнотизированы, что не заметили контрреволюционного существа «Тихого Дона», и только Янчевский не поддался этому гипнозу. Именно так Янчевский, очевидно, расценивает свои сенсационные открытия. Попытаемся не поддаться гипнозу ни Шолохова, ни Янчевского, попытаемся вскрыть действительные, а не выдуманные позиции Шолохова. Мы могли бы к «Тихому Дону» подойти как к роману историческому в строгом смысле этого слова. В этом случае мы имели бы право проверять каждую страницу романа с точки зрения соответствия объективной действительности. Но вовсе не таким романом является «Тихий Дон», и в ряде моментов Янчевский бьет мимо цели, утверждая, что того-то и того-то в действительности не было, а если и было, то не так, как описано в романе. Мы уже давно отошли от такой критики. Для нас важно найти в «Тихом Доне» не соответствие тем или иным фактам, имевшимся в истории донского казачества, а соответствие диалектике объективной действительности, ходу исторического процесса. Что это значит? Это значит, что от такого романа, как «Тихий Дон», отражающего жизнь донского казачества до войны, во время империалистической войны и первые годы революции, мы имеем право потребовать показа того, чем именно обусловлено...

3. Сарнов Б. М.: Сталин и писатели. Сталин и Ахматова. Сюжет второй. "Дочь вождя мои читала книги…"

Входимость: 1. Размер: 84кб.

Часть текста: как отец был горько поражен. (Анна Ахматова. Собрание сочинений. Том второй. Книга первая. М. 1999. Стр. 212)   Имеется в виду легенда, согласно которой Сталин однажды увидал, что его дочь Светлана — ей было тогда четырнадцать лет — переписывает какой-то рукописный текст в свою тетрадку. Он спросил: что это? Светлана сказала, что это стихи Ахматовой, которые ей очень нравятся. «А зачем переписывать? — будто бы удивился вождь. — Если они тебе нравятся, возьми книгу и читай». Светлана объяснила, что книги Ахматовой — редкость. К тому же они, кажется, запрещены. Узнав, что его дочь читает — и даже переписывает — запрещенную или полузапрещенную литературу, Сталин выразил дочери свое неудовольствие. Но Светлана пылко защищала любимую поэтессу и как будто даже убедила отца сменить гнев на милость. Согласно другой версии, дело было даже еще проще: он прочитал стихи, которые переписывала Светлана, и они ему понравились: …Всякие ходили легенды, что будто Светлана переписывала стихи. Отец увидел и спросил: «Почему ж ты книгу-то не возьмешь?» Она ему сказала, что нельзя. Он прочел, и ему, кстати, понравились, и он приказал ее издать. (R. M. Василенко. В кн.: Анна Ахматова в записях Дувакина. М. 1999. Стр. 312)   Прямым следствием этой семейной сцены будто бы и явился внезапный поворот в судьбе Ахматовой: выход в свет после долгого молчания ее новой книги и даже попытка выдвинуть эту книгу на Сталинскую премию. Так оно было на самом деле или не так, теперь уже не узнать. Но некоторые бесспорные факты подтверждают, что легенда эта (если даже это легенда) возникла не на пустом месте. Начать с того, что Ахматова действительно принадлежала к числу самых любимых...

4. Дунаев М. М.: Вера в горниле Сомнений. "Православие и русская литература в XVII-XX вв.". Глава X. Фёдор Михайлович Достоевский. Пункт 2

Входимость: 1. Размер: 21кб.

Часть текста: Сомнений. "Православие и русская литература в XVII-XX вв." Глава X. Фёдор Михайлович Достоевский. Пункт 2 2 О том, что подлинный евангельский дух в отношении к бытию был воспринят Достоевским именно в годы внешней несвободы, свидетельствует один незначительный с виду эпизод, позднее пересказанный писателем в рассказе "Мужик Марей" (в "Дневнике писателя" за февраль 1876 года). Событие это, внутреннее преображение человека, относилось к каторжным годам и смысловым энергетическим средоточием его стало воспоминание ещё более давнее. Однажды, в пору детства, ему почудилась в лесном уединении опасность, бегущий волк, и он бросился искать защиты у случайно оказавшегося неподалёку мужика, занятого полевой работой. В память и в сердце писателя навсегда проникло ощущение неизбывной доброты, так ясно сказавшейся в ласковом взгляде не слишком-то и знаемого им человека. Глубина и красота души, отразившаяся в этом взгляде, проявились естественно, просто и свободно, как проявляется только то, что истинно самоприсуще человеку. Натура человека выявляется часто не в громких деяниях и подвигах, какие всегда готово намечтать наше воображение, а в обыденных действиях, не предусмотренных заранее, а совершаемых потому, что не могут не совершаться. "Эти воспоминания дали мне возможность пережить в каторге", – отметил автор в подготовительных записях к рассказу. Рассказ "Мужик Марей" композиционно построен как воспоминание в воспоминании: автор отчётливо остро переживает тот полный великой человеческой любви и доброты взгляд в страшных условиях каторги, в минуту, быть может, переходную в самой судьбе его – в момент разгорания в душе его болезненной злобы к окружавшим – ближним – преступникам. Не на распутье ли пребывал он: предаться навсегда этой злобе, что так легко было и к чему склонились многие, или найти иной исход для души? Но какой мог быть иной исход? Всё...

5. Дунаев М. М.: Вера в горниле Сомнений. "Православие и русская литература в XVII-XX вв.". Глава XII. Николай Семёнович Лесков

Входимость: 1. Размер: 121кб.

Часть текста: Лесков (1831 – 1895) Во второй половине XIX столетия разобщённость между людьми обозначилась весьма отчётливо. Это остро ощутил в середине века ещё Л. Толстой. Достоевский писал о том же с душевной тревогой: "Всяк за себя и только за себя и всякое общение между людьми единственно для себя" – вот нравственный принцип большинства теперешних людей, и даже не дурных людей, а, напротив, трудящихся, не убивающих, не ворующих" ("Дневник писателя" за март 1877 года). Усиливается распадение общества на самозамкнутые индивидуальности. Это есть следствие ослабления личностного начала, когда ощущение утрачиваемой связи с Богом (которая является непременным свойством личности) возмещается внутри каждого сознанием собственной самоценности и самодостаточности. Способы к одолению разобщённости были предложены столь различные, что их многообразие могло послужить лишь дальнейшему разделению. Социально мысливший Герцен видел спасение в укреплении общины, общинного мышления вообще (а Тургенев со скептической иронией его опровергал). В чём-то близок тому был Толстой, уповавший на роевую жизнь, а в итоге усмотревший верное средство к полной слиянности в полном отказе от личности (ибо не различал отчётливо личность и индивидуальность). Слишком многие стремились объединиться через участие в некоем общем деле. Собственно, и для революционеров их дело было таким средством к коммунизации общества. Так понимал "общее дело", как дело революционное Чернышевский и его единомышленники. Иначе...